А еще Вадим злился на самого себя. Он был далек от мысли, что положение, в котором сейчас находился, безвыходное, что нет надежды на освобождение и надо покориться обстоятельствам. Его просто раздражала цепь случайных событий, приведших к нынешнему положению. Слепым щенком он вышел на охоту и, как результат, совершенно логично вляпался в дерьмо, из которого надо выбираться.

Дювалье ничего не ответил на язвительные слова собеседника. Это молчание несколько сняло раздражительность. Викинг уже более миролюбиво и спокойно констатировал:

– Как я понял, цель у нас одна – выбраться с острова. От этого мы и будем отталкиваться. Желание есть, остается только воплотить его в жизнь. Сразу предупреждаю, что женщины пойдут с нами. Бросить их я не вправе. Если ты, Жак, против, то давай сразу разойдемся. Это первое. Второе: работать без серьезного плана я категорически отказываюсь. Третье: надо сразу определить обязанности, амбиции и подчиненность, хотя об этих вещах в нашем положении говорить довольно трудно.

Жак захохотал. Отсмеявшись, заметил:

– Чем вы, русские, мне нравитесь, так это тем, что хотите всеми силами отстоять демократию, которую у вас никто не отбирает. Мы, на Западе, давно привыкли к этому состоянию, и оно для нас вполне естественное, хотя и не всегда является безоблачным. Разница между нами только в практическом подходе к этой категории. Мы считаем, что демократия в первую очередь определяется свободой отдельной личности, которая не должна угнетаться институтами власти и субъектами, а наоборот, обязана строить систему, удобную для каждого. Вы же идете от обратного и пытаетесь сначала создать демократию общества в целом, предоставляющую условия и гарантии свободного существования личности, и уже потом обеспечивать ими конкретного индивидуума. В результате получаете систему и лидера, который ведет вас, как стадо козлов, по пути диктата и тоталитаризма.

Викинг перебил Дювалье, негромко и беззлобно проворчав по-русски:

– За козла ответишь – сам такой же.

Жак, не поняв его реплики, лишь пожал плечами и продолжил:

– А в принципе я с тобой полностью согласен. План нам нужен и женщин бросать на произвол судьбы нельзя. У меня есть несколько предложений…

Часа через два снаружи послышались шаги и окошко на двери приоткрылось. Голос ключника потребовал, чтобы оба заключенных удалились в дальний от двери угол.

Потом он загремел замком, и сопровождающий его субъект в грязной одежде через щель в дверном проеме просунул на порог две глиняные миски и пластиковую бутылку с водой. За их спинами торчали стволы автоматов. Дверь снова захлопнулась.

Викинг в своем углу жалобно застонал. Дверь приоткрылась, и в ней показалась лисья физиономия любознательного ключника. Дювалье грозно прорычал из темноты, требуя немедленно убрать из камеры падаль, под которой подразумевал своего сокамерника.

Тюремщик стал более серьезным и крикнул уже Викингу:

– Эй, новенький, ты живой? Ходить можешь?

Вадим несколько задержался с ответом и спустя несколько секунд тяжело прохрипел:

– Пока еще могу. Если вы меня не уберете от этого людоеда, то скоро получите труп. Он все мои ребра смешал в одну кучу.

Жак в темноте приблизился к сокамернику, и снаружи стали слышны звуки тупых ударов и крик новичка.

– Прекрати немедленно бить его! – заволновался ключник. – Он нужен живой. Скоро прибудет сеньор Элиас для допроса. Отстань от него, скотина!

Металлическая дверь с лязганьем распахнулась, и в камеру влетели вооруженные охранники. Они с трудом оторвали Жака от жертвы, отбросили в сторону и потащили безвольно обмякшее тело Викинга наружу. Дювалье бушевал, но несколько ударов прикладами быстро его успокоили.

Яркий солнечный свет ударил в лицо, заставив Вадима крепко зажмурить и без того полуприкрытые глаза. Его небрежно бросили на землю, и ключник склонился над ним. Он потряс Викинга за плечо и спросил:

– Эй, амиго, ты живой? Погоди подыхать, еще успеешь.

Веки медленно приоткрылись. Вадим посмотрел на окружающих затуманенным взглядом и застонал.

Тюремщик выпрямился, удовлетворенно бросив своим:

– Живой пока, – и снова обратился к лежащему: – Ты своими ногами идти можешь?

Викинг заговорил, еле ворочая языком:

– Не знаю. Этот сумасшедший меня чуть не убил.

Ключник махнул рукой охранникам:

– Говорить может, вот и слава Иисусу. Тащите его в контору. Пускай полежит пока, очухается. Сеньор Элиас скоро подойдет для беседы, он уже звонил.

Охранники подхватили Викинга под руки и поволокли за собой. Его ноги тащились по земле, поднимая пыль. Наручники сильно врезались в запястья, помогая испускать достоверные стоны. На глаза опять попался столб с распятым на нем человеком. Зрелище было не из приятных и наводило на грустные мысли. Пересчитав коленями ступени крыльца и выбоины грубого бетонного пола, Викинг оказался в неопрятной просторной комнате. Охранники небрежно бросили пленника в пыль, смешанную с цементной крошкой, закрыли дверь на замок и удалились.

Оставшись один, он подождал, пока затихнут шаги в коридоре, и, осмотревшись, мягко вскочил на ноги. Первый акт представления прошел успешно. Теперь следовало ждать сцены допроса. Импровизировать придется по ходу действия.

В комнате из обстановки находились два стула и стол, надежно привинченные к полу. Викинг по стенке подобрался к окну, перекрытому снаружи решеткой, и осторожно выглянул. Ничего нового и интересного для себя он не обнаружил. Сквозь грязное стекло был виден пустынный угол уже знакомого двора, истоптанная трава и стена соседнего здания.

«Ну что же, подождем продолжения. Узнаем и оценим сэра или сеньора, как ему больше нравится, Элиаса, – подумал Викинг. – Кстати, Дювалье проявил к данному типу сильный интерес, хотя и старался не показывать этого. Ладно, пока не стоит делать никаких выводов и тем более заглядывать в будущее, а надо заняться чем-нибудь более полезным».

Андрюха Доктор, когда его периодически срывало на психологию с военным уклоном, утверждал, что девяносто процентов неудач происходит с людьми по их собственной вине. У него было два постулата, которые он всем проповедовал. В первом Андрей доказывал, что бесстрашие человек испытывает в двух случаях – когда все знает или, наоборот, ничего не знает. Если же индивидуум владеет полузнанием, то тут проявляются страх и неуверенность.

Второй принцип гласил, что интеллигент умирает дважды. Первый раз мысленно, анализируя ситуацию, а только потом – реально. Жить, по версии Андрюхи, следовало в настоящем времени, которое само приведет тебя в необходимое русло, и пытаться что-то менять бесполезно.

Самсон однажды подвел незамысловатый итог этим размышлениям:

– Короче, надо быть тупым и ленивым. Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки. Кривая все равно вывезет куда надо. Я правильно тебя понял?