– Я подумаю.

– Завтра все дела примешь у Дудки, в понедельник совещание у директора завода. Наш цех должен присутствовать полным квадратом. И у тебя две задачи: максимум и минимум. Минимум: чтобы у нашего цеха не было проблем с комсомолом, максимум… – и тут он запнулся, словно не желая пугать, замолчал. – …О втором расскажу позже. Иди работай. Мне уже телефон оборвали, начальник сборки звонил, весь склад оголили.

«Так нечестно, – думала Ася. – Как я справлюсь с такой должностью? Я только умею собирать комсомольские взносы… относить Дудке… иногда собирать людей на субботники… Они ненормальные, если уверены, что я справлюсь… Вот пожалуюсь мастерице, пусть она вам наваляет».

Ася спускалась по лестнице, обходила огромную очередь к кассе. Федька стоял у луновидного окошка с коротким подоконником. В ведомости трепетно расписывался очередной счастливчик. Федька поглядывал на Асю злющими глазами, одновременно вполоборота разговаривал с соседом. Слова цедил, сплёвывал. Ася была далека от мысли, что Федька в таком настроении пропустит её без очереди. «Ну и ладно! – думала она. – Не буду упрашивать. На самом деле неприятный он всё-таки человек».

Погрузчика на месте не оказалось, значит, освобождая место на станции, его куда-то отогнали. Чтобы узнать это, Ася вернулась в бытовку аккумуляторщиков. Взялась за металлическую ручку двери – и вдруг внутри полыхнуло огнём и Асю страшно затрясло. Жар гадливо охватил всё тело и какой-то дрожащей тварью пополз по костям, жилам, извилинам мозга. От нападения этого всепожирающего животного глаза полезли наружу, а сердце остановилось. Внутри родился чудовищный крик, но вырваться не мог, ему мешал ток, который через металлическую ручку наполнял Асю. Она уже не могла стоять, ровным бревном провисла над полом и упала бы, если бы пальцы судорожно не залипли на дверной скобе. Ток радостно продолжал наполнять тело Аси, отчего её уже трясло и подбрасывало.

Очередь замерла. Стихли голоса, остался только тихий скрип крючка на кран-балке.

Ася не верила в загробную жизнь, но сейчас она её увидела. На фоне большой горящей свечи её тело поплыло вверх и рухнуло в метрах шести от дверей, ровно вдоль всей очереди, ещё и прокатилось метра полтора вперёд, собирая масло, соляру на чистую спецовку. Всепожирающее животное, освобождая тело Аси, нехотя просочилось сквозь деревянные бруски в подпол.

Федька бешено заморгал, потом заржал в голос.

– Так тебе и надо. Сучара.

И все подхватили Федькино настроение. Улыбались, кивали, щурились, сдерживали хохот. Федька нецензурно выругался, и тут подошла его очередь, люди ожили, подтолкнули к кассе и забыли об Асе.

Ася с трудом поднялась. Её шатало. Ноги были ватными и не соглашались держать. Вышла за ворота, потащилась по дороге вдоль инструментального цеха и, чтобы не рыдать на людях, спустилась в переход. Плакала, цепляясь за стены, упираясь лбом в белые плитки кафеля. Доплелась до раздевалки, открыла шкафчик и поняла, что переодеться сил нет. Так и сидела на полу, упёршись спиной и утирая слёзы полотенцем, потом долго умывалась в холодном туалете, тщательно смывая потёкшую тушь, сморкалась, выглядывая в разбитом зеркале опухшее лицо, насухо полотенцем протирала капли воды со щёк и волос, пока не заметила на нём пятна крови. Откуда? Присмотрелась. Из-под ногтей сочилась кровь. Немного, небольшими каплями. Дальше она ничего не помнила.

Ася, согнувшись, лежала на кровати. Любка пыталась что-то рассказать, тащила на концерт, потом, поцокав языком, пропала из комнаты.

Вечер был тихий. Солнце укатывало за горизонт, окрашивая дома жёлто-красной кровью. Даже их тень лежала на асфальте запёкшимися квадратными кляксами. Впервые Ася видела город в таких мрачных тонах. Вдали прогромыхало, предупреждая, что к ночи, возможно, придёт гроза. А может, звук шёл с площади сабантуя, где сегодня праздновали… нет, это на стадионе устраивали концерт известные певцы.

Громкая музыка, дружная песня, молодёжь замкнула поле стадиона в весёлый круг. Кругом пылают лица, а в центре пляс, костры платьев и костюмов.

Песне в такт хлопают мозолистые руки, её подхватывают звонкие девичьи голоса. Мощь микрофонов усиливает песню, поднимает над городом, будоражит ветер, небо, тучи и уносит вдоль берегов реки в степь.

Нет! Это не песня, это Асе кажется, потому что она не пошла на концерт. Это всё-таки гром. А его слушать нет настроения. Гром в первую минуту пугает, а потом злит, особенно в самый отвратительный день твоей жизни. Спать охота, поужинать хочется, но ничего нет, в шкафу обитают только голодные вопросительные знаки. В тумбочке нашлась расплывшаяся шоколадная конфета «Лимон», прилипшая к бумаге, выползающая по краям серыми сгустками. На вкус жёлто-зелёная кислятина.

Вдруг хлопнула входная дверь. Ася поневоле разлепила глаза: в дверях стоял Раис с виноватой улыбкой.

Ася, бросив «Ты чего здесь?!», потянула на себя покрывало и свернулась гусеницей в кокон.

Раис присел на край кровати, мельком взглянув на неё, погладил по голове, вытащил из кармана пиджака бутылку «Буратино», хлопнул крышкой о край тумбочки. Крышка отскочила под кровать, а из горла белой шапкой поднялась пена. Раис поймал её губами, отпил пару глотков, потом протянул бутылку Асе.

– Будешь?

Ася отказалась, медленно поднялась, уселась на кровати.

– Бери, – предлагал Раис, – у меня другая есть.

И вновь «хлоп, бульк, ш-ш-ш!».

Он пил из второй бутылки, а первая стояла перед Асей на тумбочке и манила сладким, пузырчатым желанием. Ася немедленно ощутила, как взболтанные пузырьки кружат по телу, оседают внутри сердца, нарушают её неподвижное молчание, абсорбируют и выносят наружу боль, тоску, обиду.

Раис допил, спрятал пустую бутылку под кровать.

– Федька сказал, что тебя сёдня током шибануло.

– Тебе тоже в радость? – Ася потянулась к лимонаду.

Пила молча, торопливо, слушала, что он говорит.

– Там, говорят, часто бьёт. И непонятно, откуда сквозит. Раз на раз не приходится. Уже половину цеха перетрясло. Но Федька говорил, что с тобой прям умора, как колотило.

Внутри Аси полыхнуло огнём.

– Я, наверное, не то говорю, – заметил, как напряглись её пальцы, как она отставила на тумбочку «Буратино».

Лимонад делал своё дело. От пузырьков по телу заструилась кровь, ударила в голову. И вдруг Ася вспомнила, как пыталась прорваться сквозь вертушки вахты на улицу, старую вахтёршу, хлюпающую носом, бесконечно требующую пропуск на выход. А где взять? До конца смены ещё четыре часа. Её так долбануло, что она забыла про работу: мчалась сквозь зыбучий мрак боли по длинному коридору, натыкалась на одиноких людей.

– Давай пропуск или вызову охрану! – заканчивая разговор, вахтёрша закрыла окошко на шпингалет.

И начался обратный процесс. Ася вернулась в раздевалку, переоделась. На складе царила относительная тишина: ни ругани, ни отчаянных криков. В будке