ощущая прилив радости от его возвращения. Странные эмоции. Если не сказать, иррациональные. Вот что творит с людьми одиночество и безделье.

— Как дела у Дана? А у Эдельвейса? Система нормально работает? Ошибок не выдает? — заваливаю его вопросами.

— Это все, что тебя интересует? Как у меня дела, спросить не хочешь?

Опыта в общении с мужчинами у меня мало, и, в моем представлении, показать Дамианису свои истинные чувства — равно показать уязвимость. В чем-то он все-таки прав. Я зашоренная заучка, которая чувствует себя уверенно лишь среди букв и цифр.

— Твои дела меня тоже интересуют. Больше всех остальных. — Это признание дается с трудом.

И как же становится обидно, когда в ответ я получаю равнодушное молчание. Леон мог бы поощрить за откровение добрым словом, но он ничего не говорит.

Мы заходим в гостиную, где, накрывая на стол, уже суетится Зифа. За ужином Дамианис интересуется у помощницы по дому, как обстоят дела у них с мужем, у детей, на вилле. В конце спрашивает, что я делала на берегу вместе с Колифом и Майсой. Зифа тут же бледнеет, запинается. Прихожу ей на помощь и рассказываю правду, но она становится еще растеряннее.

Леон впивается пронизывающим взглядом сначала в меня, потом в Зифу. Та трясется, словно лист на ветру. Дамианис с шумом складывает приборы в тарелку, не переставая смотреть на Зифу. Что-то говорит ей на непонятном мне языке, после чего экономка выбегает из гостиной в слезах.

Хорошее настроение тут же испаряется, будто его и не было. Ну что за человек такой? Зачем обидел эту милую женщину?

— Что ты ей сказал?

— Что надо, — резко отвечает Леон. — Еще одна твоя рыбалка, и эти люди останутся без работы и средств к существованию. По твоей вине, — добавляет он категорично.

— За что ты так?..

— Ловля рыбы в этих местах запрещена — это раз. Лодка у детей хлипкая, в любой момент может случиться несчастье — это два. Ну а три — твои документы у меня. Если бы вас поймали, Зифа и Ганонг не смогли бы вытащить тебя из тюрьмы без моей помощи, и вместо отдыха ты бы обеспечила себе новый стресс. А я не для этого рисковал собой и своими людьми. Так понятно? К тому же на каждом пляже, да почти на каждом перекрестке острова, установлены камеры видеонаблюдения, полиция не коррумпирована. Я могу разрулить многое, но постоянно вытаскивать тебя из передряг — не моя основная задача.

Столь длинная речь нетипична для Дамианиса.

— Раз ты рисковал своей жизнью ради должницы, значит, я на особых условиях и можно списать мне часть долгов?

Ну не только же паршивцу выводить меня из себя и портить настроение.

— Нельзя. Твой долг вырос вдвое. — Леон встает из-за стола и идет на диван. — В последнее время ты дорого обходишься.

Невозможно! Правда невозможно! Вроде пытаюсь выбесить его, а бешусь сама. Что с этим мужчиной не так? Ему нравится доводить людей до белого каления? Иногда кажется, что Леон получает особый кайф, унижая других.

— Вдвое? Ну нет! Я просила ноутбук, но получила отказ, и почти месяц бездельничала! Как мне, скажи, отрабатывать долги, м?

— Ка-ак… — тянет он, широко расставляя ноги. Ткань штанов в районе паха натягивается, и не остается незамеченным, что у Дамианиса сейчас стоит. — Есть несколько вариантов.

Я нервно сглатываю, прикусывая язык. Лучше бы помалкивала. Никак не зарублю себе это на носу.

— Подойди, — расслабленно произносит Леон.

Мы сражаемся взглядами не меньше минуты, после чего решаю уступить. Стоит ощериться, как тут же прилетает ответка, Бьющая по самолюбию. Возможно, покорность сыграет мне на руку?

Поднимаюсь из-за стола и иду к Леону. Останавливаюсь в двух шагах от него.

Надо было, конечно, переодеться. В последние дни я чем-то похожа на Пятницу. Постоянно с распущенными волосами, в бикини и какой-нибудь из светлых полупрозрачныхе туник, которые Зифа купила на рынке. Уже и не вспомню, когда надевала шорты и топ. В них очень жарко.

Леон исследует мое тело взглядом. Останавливается на груди, затем поднимается к лицу и долго смотрит в глаза, будто всверливается в голову.

— Ближе, — просит он низким, чувственным голосом.

Подхожу вплотную. Дамианис, удерживая зрительный контакт, протягивает руку и гладит мои бедра. Движения легкие, приятные. Вызывающие волнение.

Я поджимаю губы, силясь справиться с наплывом эмоций.

Леон расстегивает пуговицу на брюках, тянет вниз бегунок молнии. Жест более чем понятный.

— Я… я не умею делать минет, — выталкиваю из себя сипло.

Дыхание застревает в горле, по телу прокатывается дрожь.

Во мне опять борются ненависть и желание. Причем где-то на границе между залепить этому нахалу пощечину и начать изливать свой яд они пересекаются. Неизменно.

— Все получится.

Знала бы, что сегодня у меня «особенный» день и гость, — заглянула бы перед этим в бар. Сейчас бы точно не помешало!

Медленно опускаюсь на колени, от смущения заливает жаром. Я впервые в такой позе перед мужчиной. Да что там, с Леоном у меня все впервые.

— Смелее, — кивает он на свой пах.

Пульс в висках барабанит, оглушая. Сглатываю вязкую слюну и, сдвинув трусы Дамианиса, выпускаю наружу горячий твердый член Я не в состоянии отвести от него глаз. До сих пор не понимаю, как он во мне тогда поместился…

— Обхвати губами головку. — В голосе Леона звучит искренняя потребность.

Вдох. Выдох. Дыхание опять сбивается. Пытаюсь сконцентрироваться на собственных ощущениях, но получается с трудом. Какая-то, вероятно порочная, часть меня жаждет попробовать Леона на вкус и прекратить противостояние. А другая — хочет вскочить на ноги, отхлестать Дамианиса по щекам и убежать наверх.

Запретные мысли в итоге побеждают. Касаюсь ртом тугой горячей головки, облизываю ее, затем обхватываю губами и сосу. Как умею. Точнее, никак не умею.

Подняв глаза, я встречаюсь с диким взглядом Леона и на мгновение замираю, испугавшись, что делаю не то.

— Умница.

Он шумно сглатывает и, положив ладонь мне на голову, толкается глубже. Я давлюсь до слез по щекам. С непривычки.

— Расслабь горло и дыши носом, — подсказывает Леон, не сводя с меня глаз.

Он двигается аккуратно, без резких движений. Но так продолжается недолго. Разогнавшись, его член ритмично скользит во рту, пока не увеличивается в размерах, почти сразу же заполняя меня терпким вкусом.

Дрожу словно в лихорадке, эмоции переполняют, сердце