Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На берегу их радостно встречают другие жаждущие. Все обнимаются. Анни вытирает с губ Йеспера помаду при свете газового фонаря и смеется. Тереш сажает Хана себе на плечи и притворяется роботом. Хан поворачивает голову друга, тот издает роботовый звук и идет туда, куда ведет его Хан. Загнав робота Тереша по колено в море, Хан шлепается в воду. Он едва успевает полюбоваться на медуз, как остальные уже бегут за ними в купальных костюмах.
Маленькие детские тела, белея в темноте, погружаются в воду. Песок проминается под босыми ногами, шелковистая вода плещется вокруг лодыжек. Сверхчувствительные от вещества тела реагируют на каждое прикосновение. Крохотные песочные фонтаны поднимаются у Анни между пальцами ног; поджимая их от удовольствия, она осторожно шагает вперед. Все идут очень медленно, подняв руки над холодной пленкой поверхностного натяжения. То и дело они взвизгивают, растягивая каждую секунду перед экстазом своего миропомазания. А миро плещется вокруг их бедер и животов и движется навстречу, принимая их — прохладное и идеально вязкое. Молин больше не может терпеть. Как только вода смачивает ее грудь и подмышки, девочка погружается в нее с головой. Над поверхностью моря остается только безнадежный стон. Она запускает ногти в ладони, чувствуя, как что-то в ней тотчас же начинает рушиться. Она больше не может удерживать это в себе. Гормоны уже искажают ее податливое тело, кости таза раздвинулись, готовясь к родам, невыносимое блаженство пульсирует в глубине ее чрева. В пучине ее телесных жидкостей крошечный гомункул закрывает глаза размером с булавочную головку. Свернувшаяся полукругом зверушка разевает рот в крике. Но ничего не слышно, ни звука, ее никогда здесь не было. Молин расслабляется; здесь, под водой, так невероятно хорошо, так темно и всё откликается эхом. Мимо скользит светящаяся белая тень Шарлотты, Молин чувствует на плечах чьи-то мягкие руки. Это Хан. Он вытаскивает девочку наверх. Молин вдыхает соленый воздух и остается лежать на поверхности. С ее волос течет вода, и в черном небе над ней сияет бесконечно детализированная гирлянда из звезд, похожих на брызги молока. Все шестеро запрокидывают головы и так качаются на волнах, выстроившись полукругом. Вокруг них, в черном зеркале воды, тоже светятся звезды. Они мерцают слабо, размыто. Только в стеклах очков Инаята Хана они отражаются во всей своей сверкающей четкости.
«Их там больше нет», — чувствует Хан вибрацию голоса под своими руками. Он опускает взгляд, и звезды соскальзывают с его очков. Место звезд занимают глаза Молин Лунд, и темнота у нее во рту движется, принимая форму слов: «Но я их всё еще вижу».
Утром они проснулись в своем камышовом гнезде, как выводок котят, и аккуратно собрали мусор. В ослепляющем свете солнца они снова надели высохшую под его лучами одежду. Глаза болели, и мир вокруг казался приветливо-незнакомым. Всё уже было сказано вчера, в ночной темноте, и не было смысла повторять это при свете дня. Неловко улыбаясь, устало обмениваясь короткими фразами, они дошли до трамвайной остановки. Там они договорились встретиться в последнюю неделю августа. Девочки как раз должны были вернуться из Граада, куда они собирались ехать всей семьей. Они не могли назвать точной даты возвращения, но обещали звонить и слать открытки. На этой встрече, помимо прочего, планировалось обсудить, как теперь вести себя в школе и вообще в реальном мире.
На остановке не было поцелуев или чего-то такого. Но было много взглядов, полных сожаления о разлуке, и незаметных телесных посланий. Девочки сели в трамвай, а мальчики отправились на виллу отца Тереша. Это был последний раз, когда они видели друг друга.
_________________________
* Что такое? Что он сказал?
** Пошла, пошла, пошла!
14. СПИСОК ОТСУТСТВУЮЩИХ
Двадцать лет спустя тысячи беженцев стоят в пробке недалеко от Ваасы. Изола Катла, общей площадью шестьдесят миллионов квадратных километров, только что потеряла шесть процентов своей территории; световое табло над мотошоссе предупреждает: «Все полосы только на въезд». Красная река задних фонарей сияет в осенней ночи, и где-то посреди нее, в гигантском заторе, стоит машина, в которой давно спит Тереш Мачеек. Из-под ее капота поднимается пар, на кузове ветвями параболы изгибаются следы от брызг. Из-под черных пластин корпуса блестят никелированные жабры элементов двигателя. Инаят Хан свернулся клубком на сиденье. Он еще не спит. Он смакует каждую секунду, — несмотря на то, и именно потому, что смертельно устал. Вокруг скрипит кожаная обивка, снаружи сквозь сладкую полудрему доносится шум редакционных дирижаблей. Пропеллеры спокойно стрекочут вдали, темный водоворот сна манит и кружит. Хан погружается в него и выныривает, как захочет. Иногда машина трогается с места и продвигается на пару метров. Потом дезапаретист открывает глаза и видит, как мимо ходит Кенни. Безумный гонщик-суру болтает с другими водителями и соскребает лед с ветрового стекла. В этом моменте есть что-то такое, что Хан понимает: он будет скучать по нему. Он уже тоскует по бриллиантовому сиянию фар, кровавому свету задних фонарей в мазутном дыму, знанию, что всё будет в порядке.
Двадцать лет прошло с тех пор, когда он в последний раз чувствовал что-то подобное. Безграничность возможностей. Тогда они вместе ждали девочек из Граада. За пределами мира, под закрытыми веками Хана, начинается Божье царство. Он прижимает руки к груди, обнимая невидимку. Все эти пространства, просторы, заброшенные поля и обочины дорог — это возможности. Возможности провести время вместе. Беседы привычно ветвятся у Хана в голове, в темноте его шкафчика с мыслями. Там Молин Лунд гуляет с ним, слушает, кивает, задает вопросы. Смеется его шуткам — уже двадцать лет. Они садятся на обочине шоссе, она не против. Ее тело с тех пор не изменилось, она по-прежнему выглядит ребенком, но душа всё это время была рядом с Ханом. Она выросла, повзрослела. Стала серьезной, загадочной и печальной.
Два месяца прошли, но встреча, назначенная на конец августа, не состоялась. Девочки вернулись в Ваасу еще пятнадцатого августа, но так и не позвонили. Почему они этого не сделали, и почему за это время они три раза ходили на пляж в Шарлоттешеле, осталось загадкой.
Полуденное