Она собрала сахар в чашку.

– Граф – добрый и справедливый человек. Таким он был всегда.

Эта короткая история вызвала у Роуз массу вопросов. Слишком много, чтобы задать их Пруденс.

Розалин так мало знала о жизни мужа, и любопытство ее было возбуждено. При этом она никогда не пыталась получить сведения от него самого, хотя кто бы мог быть лучшим источником информации?

Она никогда не спрашивала, а он не спешил с объяснениями. Роуз не думала, что Кайла смущали или затрудняли разговоры о прошлом или то, что он был не из тех людей, которые много говорят о себе.

Они оба избегали этих разговоров, потому что разговоры о прошлом означали разговоры о Норбери.

Тень ее отношений с Норбери мешала им лучше узнать друг друга.

– Это значит, будут неприятности. И тут не может быть двух мнений, – сказал Джон и для убедительности глотнул эля.

Кайл выпил тоже, чтобы поддержать компанию. Джонатан был шахтером и примерно одного возраста с ним. Они еще мальчишками пришли в шахту в одно и то же время и вместе таскали вверх по лестнице корзины с углем.

Джон был потомственным углекопом и потому вел себя бесцеремонно с приятелем. Остальные шахтеры вели себя тоже вполне по-дружески. Они отсалютовали Кайлу пинтовыми кружками, когда он вошел в таверну, и засыпали вопросами о Лондоне. Но им не хотелось говорить о событиях в их городке. Невпопад сказанное слово могло испортить их жизнь.

– Комитет три раза обращался к владельцам с возражениями против повторного открытия туннеля, и мы пытались объяснить связанную с этим опасность, – сказал Джон. – Дешевле потерять несколько человек, чем сделать то, что следует. Мы видели это раньше, и это случится снова.

Разумеется, Кайл знал, о чем говорит Джон. Отец его до сих пор покоится под завалом в туннеле. Откапывать погибших слишком опасно. Любая попытка вызывает новый обвал.

– Вы ходили к Коттингтону? – спросил Кайл. – Он давно продал большую часть шахт другим, но сохранил влияние. А окружающие земли все еще принадлежат ему.

– Двое из нас пытались. Но он так болен, что никого к нему не пускают. Даже тебя к нему не пустили, когда ты был здесь в последний раз. Что же касается петиции, обращенной к его наследнику… – Выражение лица Джона ясно показывало его отношение к этому делу и к сыну графа. Бросив взгляд через плечо, приятель Кайла перегнулся через стол и понизил голос:

– Мы стараемся сплотиться, чтобы говорить и действовать одинаково. Но собираться будем не здесь. У нас намечены встречи с другими группами в других шахтерских городах и с теми, кто работает на других хозяев. Если мы встанем плечом к плечу и все будем заодно, нас услышат.

– Будь осторожен, Джон.

– К черту осторожность! Мы имеем право собираться. Что они могут сделать? Убьют меня? Всех убить не могут. Не смогут и уволить всех. Ты же сам говорил об этом много лет назад, до того как… – Он отвернулся и еще глотнул эля. – До того как уехал и стал таким же, как они.

– Если вы собираетесь заявить о протесте, то должны быть все. И каждый должен быть готов к голодовке. Но всегда найдутся такие, кто не выдержит и сломается.

– Если мы уйдем с шахты, никто туда не вернется. Мы об этом позаботимся.

– Всегда найдутся желающие работать.

– Если мы стеной встанем перед шахтой, этот номер не пройдет.

– Они мобилизуют крестьян.

Джон шарахнул кулаком по столу.

– Перестань говорить, как моя жена. Ты забыл, как мы работаем там, внизу? Иди в свой прекрасный дом, что ты построил для Харольда, и одолжи у него сапоги и спецовку. Спустись завтра со мной в шахту, если забыл, почему опасность для таких, как мы, не имеет значения.

Эти слова – «таких, как мы» – не включали Кайла в круг шахтеров. Когда-то он был одним из них, но не теперь. Здесь был его дом, однако он уехал отсюда так далеко и так отдалился ото всех, что каждый раз, когда возвращался, оказывалось, что у него все меньше общего с бывшими приятелями.

Кайл это чувствовал и ничего не мог изменить. Его связь с этим местом и с ними была как песок, утекающий сквозь пальцы.

– Пока я здесь, съезжу в Кертонлоу, – сказал Кайл. – Поговорю о туннеле с Коттингтоном.

Джон пожал плечами, показывая тем самым, что не верит в успех предприятия. Он спросил еще эля и сидел теперь молча над пустым стаканом.

Кайл вернулся домой к обеду. Роуз помогала Пруденс накрывать на стол.

Они разговаривали о пустяках, как это часто бывает с малознакомыми людьми. Наконец дядя Харольд не выдержал. Он пожелал узнать, какие новости Кайл принес из таверны.

– Они не часто сюда приходят. После целого дня работы сюда тяжело добираться, – пояснил он.

Тетя Пру попыталась улыбкой смягчить его слова, в которых можно было бы усмотреть недостаток благодарности за их дом. Кайл промолчал. Харольд знал, что все равно они не стали бы часто его навещать, даже если бы он остался жить в деревне. Человек, у которого не хватает сил дойти до таверны, оказывается в изоляции.

– Поговаривают о том, чтобы снова открыть туннель, – сказал Кайл. – Я слышал об этом в декабре, но теперь вроде они в этом уверены.

– Дураки. Жадные болваны.

Эта новость взволновала Харольда настолько сильно, что у него начался приступ кашля.

– По крайней мере твоего отца и других смогут похоронить по христианскому обряду, – тихо сказала Пру.

Роуз удивленно оглядывала их. В глазах ее появилось выражение, которое Кайл не раз уже замечал нынешним вечером. Любопытство. А может быть, переоценка уже известного. Разговор о туннеле вызвал у нее какое-то воспоминание.

Тетя Пру подала один из своих пирогов. Аромат их мог улучшить настроение у кого угодно. Пру была мастерицей печь всевозможные пироги и пирожные. И не важно было что фрукты пролежали всю зиму в подвале. Она все-таки ухитрялась добиться блестящего результата.

Кайл снова почувствовал себя мальчиком, предвкушающим лакомство, доступное только по праздникам, когда шахтерам выдавались деньги и можно было купить сахар.

Пруденс нарезала пирог:

– Роуз помогала мне.

– Неужели?

– Ничто не сближает женщин сильнее, как совместная стряпня, – изрек Харольд. – Приятно видеть, Кайл, мой мальчик, что твоя жена любит печь пироги. Приятно сознавать, что в Лондоне ты не будешь страдать от недостатка домашней еды.

– Роуз замечательно печет, – сказал Кайл, и она зарделась от его похвалы. Он посмотрел на кусок пирога на своей тарелке. – Значит, мне следует поблагодарить тебя, дорогая?

– Я только немного помогла – порезала яблоки.

Кайл попробовал пирог. Он был изумительный.

Роуз следила за ним, пока он с аппетитом ел. И снова в ее глазах появилось это странное выражение. Она о чем-то размышляла.