– Не думал, что вы любите кошек, – заметил Талий Джонас, снимая пальто и подавая его слуге, который при его появлении побледнел и перестал дышать.

– Сама удивляюсь, – пробормотала я.

Если они пробрались в мою комнату – к моим вещам, я спущу со слуг шкуру.

Вадя еще не вернулся. По крайней мере, в зоне действия моего поиска ауры его не было. Правда, поиск не пробился бы за адамантовый пол, который отделял нижний секретный подвал.

Я оставила Талия Джонаса в гостиной, в досаде на саму себя – такой прекрасный момент, а меня по какой-то причине совсем не тянуло ни на флирт, ни на любезности, наверное, влияние хамоватой дикарки. Я отправилась на кухню под предлогом распорядиться насчет напитков – мне нужно было знать, вдруг Вадя торчит в подвале. Под ноги бросилась кошка – я нервно выбросила руку, выпустила чары простого силового удара – промахнулась – и почти столкнулась со слугой. Он тут же сделал шаг и почтительно склонил голову.

– Госпожа, – прошептал он. – Прошу вас… Ее же казнят! – он на миг поднял отчаянный взгляд и тут же снова уставился себе под ноги.

– Кого? – рявкнула я. Опять он ведет себя со мной… как не знаю, с кем. Как с… этим человеком.

– Марту!

Кто такая Марта?

Я непонимающе нахмурилась, потом поняла. Он решил, что я привела начальника ОМП, чтобы он забрал служанку, которая пыталась меня убить этой ночью.

О, господи.

– Так и помалкивай о ней! – отрезала я, и он быстро закивал, как идиот. О, господи. – Вадя дома?

– Еще нет, он…

– Ри-ина! – донеслось из прихожей.

Интересно, он всегда так орет, когда приходит? Или увидел мое пальто? Или пальто своего отца…

– Исчезни! – бросила я слуге и помчалась в прихожую. Пока он не сбежал.

Вадя держал какую-то книгу и растерянно смотрел на мужское пальто.

– Это… кто? – спросил он с круглыми глазами.

Ага. Как приводить в мой дом дикую – так пожалуйста. А как я привела мужчину… Ох, ладно, это слишком двусмысленно звучит.

– Пойдем, – я не дала ему раздеться, взяла за руку и повела в гостиную, пока он не сообразил, не заупрямился и не сбежал.

Талий Джонас стоял у камина. Он не проронил ни слова, когда мы вошли, только вцепился взглядом в сына.

«Неизвестная инфернология: откровения суккуба» – по виду, любовный роман, выпала у Вади из рук.

***

– Рина! Как ты вообще могла! – Вадя пулей вылетел в коридор, забыв о книге, и мне пришлось удерживать его за руку, чтобы он не сбежал из дома.

– Вадя, это серьезно. Это намного серьезнее твоих разногласий с отцом. Мы не знаем, что делать – не знаем, как открыть разлом и как спасти то отражение, – я пошла сразу с козырей. Правда, я сама не была уверена, есть ли у Талия Джонаса эти самые козыри, но иначе было нельзя.

– А он – если знает – почему все еще этого не сделал?! – Вадя весь раскраснелся и аж трясся от обиды и возмущения.

– Вот и давай это выясним. Вадя, мы должны его выслушать.

– Да он… Он нас обманет!

– У нас нет вариантов. И времени тоже нет, – давила я.

Вадя хмуро уставился в стену, все еще задыхаясь от негодования, но хотя бы перестал дергаться в сторону прихожей.

– Ладно. Но ты все равно не должна была!.. Ты обещала!

Похоже, последнее время я только и делаю, что нарушаю обещания, которые даю этим двоим. Не так-то просто находиться меж двух огней, каждый из которых по-своему важен.

– Давай об этом позже. Пойдем, нам надо выслушать господина Джонаса.

Мы вернулись в гостиную, и я насильно усадила Вадю на диван. Он надулся, скрестил руки и уставился в окно. Талий Джонас без всяких комментариев сел в кресло напротив.

– Я должен перед тобой извиниться, Вадим, – негромко и совершенно спокойно произнес он, и я мгновенно почувствовала себя лишней. Возможно, мне стоило оставить их вдвоем, но с другой стороны, это меня тоже касалось. Это вообще всех касалось. Так что просто сделаю вид, что эту часть я не слушаю. – За то, что ударил тебя. Но в первую очередь, что держал тебя в неведении. Я должен был понять, что ты попытаешься все выяснить самостоятельно, и это может стать опасным. Я не буду спрашивать, как вы узнали о разломах, меня интересует – что вы узнали.

Он замолчал, и я незаметно толкнула Вадю в бедро. Он фыркнул и хмуро сказал окну:

– Кое-что… о разломах и отражениях. Если правда решил рассказать, рассказывай ты.

Я хотела еще раз приложить его за хамство отцу, но под пристальным взглядом непроницаемых глаз не стала.

Талий Джонас положил руки на подлокотники и не стал делать никаких замечаний. Вместо этого он негромко начал рассказывать:

– Разломы действительно существуют. Некоторые ведут в другое отражение, некоторые – в никуда, об остальных слишком мало данных. Они появляются и затягиваются стихийно, предугадать что-то невозможно. Кроме одного.

Вадя захлопал глазами – и я поняла, что несмотря на всю свою увлеченность, он сам до конца не верил, что все это – правда.

– Пик Невозврата, – пробормотал он.

– Да. С него все началось.

Вадя перестал гипнотизировать окно и во все глаза уставился на отца.

– Это… началось после катастрофы?

– Нет. После вмешательства в ход времени.

Что. Что?

– Но… путешествия во времени невозможны, – сказала я, потому что Вадя завис – пытался перестроить свою теорию и, как и я, наверняка вспоминал те самые трактаты по магии времени, которые мы нашли в подвале.

– Да. Магия времени не обращает время вспять. Она создает копию прошлого отражения. Это случилось спустя год после катастрофы.

Когда появился Радиус Невозврата. Таинственная темная магия высшего класса.

– Обычно копии неустойчивы и исчезают спустя месяц или два. Но в этот раз был использован особый ритуал – и копия мира сама стала отражением. Мир, где сейчас подходит к концу две тысяча двенадцатый год, где живет твой двойник – существует. Он устойчив, – Талий Джонас пристально смотрел ему в глаза. – Вместо него погибает наш мир.

Вадя вскочил, готовый сию же секунду спасать миры и эвакуировать население. Я же приросла к дивану.

Погибает? Целый мир – погибает? Вот так вот – со всеми нами, с… Вавилоном?

– Как нам это исправить?!

– Исправить это невозможно.

– Тогда мы должны воспользоваться разломом и увести всех в нормальный мир!

– Разлом закрыт.

– И как…

– Я искал способ открыть его почти пять лет. Думаю, что наконец нашел. Артефакт, которому под силу сломать печать, я получу в День Памяти. После чего мы сможем спастись.