В этом году зима выдалась особо снежной и холодной. По улицам бродил колючий ветер, вихрями поднимая легкий сухой снег. Аннетт стиснула зубы, стараясь себя успокоить. В голове роились навязчивые мысли о встрече, которая вот-вот состоится. Не хотелось начинать разговор об отношениях, но… что-то внутри подсказывало: Эдвард именно для этого ее и пригласил.

Она понимала, что это удобный вариант, и Молли точно одобрила бы его, но внутри все старалось отвергнуть мысли об отношениях. Пусть Эдвард испытывал симпатию… но она не была взаимной. По телу прошелся холодок. Отказывать всегда тяжело, в особенности когда ты знаешь, что делаешь больно. Как бы беззаботно Эд ни реагировал на ее отстраненность ранее, он явно показывал интерес. Вот только он не казался ей тем, с кем можно было бы проводить время, говорить часами напролет, быть близкими. Они разные, и Ани не хотелось впускать его в свою душу.

Влтарка замерзла, покрылась льдом и слоем снега, местами вытоптанного рыбаками. Ани подошла к перилам моста и застыла, наблюдая за тем, как извилистая река уходит за горизонт.

– Ани… Давно ждешь?

Эдвард коснулся ее плеча, чем здорово напугал.

– Нет, нет…

Ветер развевал его густые светлые волосы, в глазах, как всегда, читалось то, чего Аннетт так боялась: симпатия, мечты и толика грусти.

Разговор не клеился. Эдвард привычно старался поддерживать инициативу, а Аннетт по большей части отмалчивалась.

– Что-то случилось?

Он широко улыбнулся, добродушно и по-дружески ее обнял.

– Нет, я просто устала и немного замерзла.

– Пойдем ко мне. Не бойся, Берта хотела тебя увидеть. Говорит, скучала. Тебя долго не было. К ней заходила Молли, но она ей порядком надоела болтовней. А ты… ей ведь не докажешь, что у всех свои дела. Говорит, у вас есть свои секреты…

– Как она?

Ани всмотрелась в потемневшее лицо Эда. Он явно волновался.

– Держится, но таблетки перестали помогать. Ничего, через несколько недель прием у врача, может, придумает что-то новое. А пока зайди к нам. Погреешься, ты ведь совсем замерзла.

– Хорошо.

Еще пару минут назад Аннетт была твердо уверена, что не пойдет, но миссис Нордман многое для нее сделала, начиная от теплых разговоров и заканчивая информацией о пекарне. Тот блокнот открыл многое, показал другую сторону ее жизни. Стоило поблагодарить.

Весь путь Эд рассказывал что-то о печатной мастерской, журналистике, своей сестре и других делах, которыми был занят во время отъезда. Но все это смешивалось с шумом ветра и вьюгой, которая все сильнее заметала улицы.

Попав в дом, Аннетт неохотно сняла пальто и прошла внутрь. Все было на своих местах, казалось, с последнего визита ничего не изменилось. А миссис Нордман курила трубку, задумчиво листая книгу.

– О, милочка, ты все-таки пришла. Я рада. Все в порядке?

– Да, спасибо. Вы тогда очень помогли.

– Пустяки. Чего ты так дрожишь? Да ты совсем замерзла! Эд, – женщина посмотрела на него с легким упреком, – ты в своем уме – так долго бродить по улицам в мороз? Налей нам вина. Ты, деточка, красное или белое любишь?

– Я бы выпила чай, наверное… – Ани нерешительно села в кресло, на которое ей указала Берта.

– Налей белого, тебе придется выпить пару бокалов. Согреешься, разгонишь кровь, будет меньше шансов заболеть. В пекарне ведь отпуск тебе не дадут. Я знаю Молли, ей на месте никогда не сиделось.

– Да, она такая.

Аннетт широко улыбнулась, думая о подруге. Чуть позже задумчиво посмотрела на миссис Нордман и нахмурилась. Все сходилось: близкое знакомство с Коулом и его дочерью, черный блокнот, который миссис Нордман передала ей… Она, как и мистер Уильтер, была частью пекарни.

– Не удивляйся, мы много времени провели вместе. А после замужество, другая жизнь, внуки, старость. Да и я почти ничего не помню. В юности хотелось забыть, чтобы не жалеть о своем решении уйти. Ты тоже будешь жалеть. Женщины более восприимчивы, они живут сердцем.

– Возьми, – Эд протянул ей бокал вина. – Оно легкое, сладкое.

– Спасибо.

Ани сделала пару глотков, чуть поморщилась, ощущая непривычный и не особо приятный вкус. Не любила алкоголь.

– Вино пятилетней выдержки, – женщина рассмеялась, наблюдая за реакцией Аннетт. – Ничего, первое время всегда так, а после привыкнешь, будешь различать палитру вкусов.

– Надеюсь, нет.

– И правильно, нечего заливать свои проблемы вином. Его пьют в удовольствие, ради легкого пьянящего ощущения, сладости, горечи или других привкусов. Я люблю с кислинкой. Лучше бы тебе было выпить красного, но у меня только крепкое. Коул меня не простит, если ты вернешься домой пьяной.

Берта приподняла бокал, после выпила ровно половину. Ани, напротив, делала небольшие глотки, стараясь понять, о чем говорит женщина. После пятого глотка вкус спирта стал ощущаться не так ярко и перешел в легкую свежесть. Во рту отчетливее чувствовалась виноградная сладость. Второй бокал и вовсе убрал легкое отвращение, оставив после себя сладковатое послевкусие.

– Вот так лучше. И вроде метель утихла. Эдвард, найди пальто своей сестры. Оно где-то в ее комнате. Эта плутовка здесь больше не появится, а Ани точно нужно что-то сухое и более теплое, чем та тряпка, в которой она пришла. Ну же, чего застыл. Быстрее, нечего в темень шастать. Даже если ты ее проводишь – время не из приятных.

Вечером действительно было опасно: в газетах все чаще писали об исчезновениях и новых взрывах в Нордлессе.

– Деточка, – она оглянулась, убеждаясь, что внук ушел. – Не ломай себе жизнь сомнениями. В ней слишком мало времени для того, чтобы его тратить впустую. И будь честна с собой: ты нуждаешься в пекарне, как и она в тебе. Уйдут лишние эмоции, твои хрупкие волнения станут привычны и обыденны. Научишься жить иначе, наберешься опыта и уйдешь в свободное плавание. Там ведь прощают ошибки, в реальной жизни – нет. Наслаждайся этим.

Она хотела сказать что-то еще, но услышала шаги Эдварда.

– Это?

Он показывал черное зимнее пальто с теплым мехом внутри. Аккуратное, с широким поясом на талии и верхом-накидкой.

– Да, размерчик будет как раз, может, чуть длинновато, но в такой холод и до пят сойдет, лишь бы тепло. Ну все, помоги надеть и ступайте. Смеркается ведь.

– Спасибо вам. За все.

– Идите, нечего тут благодарить. Так бы каждый поступил.

Берта выпила еще, после чего с легкой хитринкой оглядела своего внука.

– Береги себя, деточка. Береги.

Как только калитка у дома неприятно заскрипела, Ани выдохнула. Просто дойти домой и попрощаться. Это звучало несложно, но что-то внутри подсказывало: Эдвард рассчитывает совсем на другое. Но он молчал. За всю дорогу Нордман ни разу не заговорил и только возле самой пекарни вдруг взял Анни за руку, приподнял ее лицо и печально улыбнулся.