— А нас занимает решительно все, связанное с убийством. Однако продолжайте, мистер Шерингэм. Вы оставили преступника в тот момент, когда он инсценирует кавардак и вывешивает из окна веревку. Что дальше?

— Как что? Он спускается по лестнице и выходит из парадной двери прежде, чем она запирается на ночь.

— Это гораздо разумнее того, что вы предположили в прошлый раз, задумчиво проговорил инспектор. — Вы предположили, что он вышел через парадную дверь, хотя тогда мы думали, что убийство произошло позже. Вот в чем был изъян вашего рассуждения о том, что он не спускался по веревке. Вы, наверно, не знали, что во входной двери испортился автоматический замок и ее даже изнутри нельзя было открыть без ключа к большому врезному замку.

Роджер, умолчав о том, что ему прекрасно это известно от самого сержанта Эффорда, счел нужным мягко упрекнуть Морсби:

— И вы не захотели поделиться со мной? Ох и скрытный вы человек, Морсби! Неблагодарная это задача — пытаться подать вам руку помощи в трудном деле.

— Пока что вы так и не подали мне руку в этих темных обстоятельствах с ночным шумом и типом, которого видел шофер, — усмехнулся Морсби.

— Я как раз к этому подхожу. Итак, что касается беглеца, мы знаем, что это не Малыш, — так утверждает шофер, который разглядел его лучше других. При этом мы все еще считаем, что Малыш и есть убийца. Что ж, мое предположение лежит на поверхности и состоит в том, что человек, которого видел шофер, — не убийца, а его помощник, ассистент или подручный — называйте как хотите. Я предполагаю, что убийца, когда понял, что натворил, сел и хорошенько подумал, в результате чего и появилась перевернутая мебель и прочее. Еще одним результатом стала инсценировка алиби — которое, насколько я понимаю, и беспокоит вас больше всего. Выбравшись с места преступления, он сразу направился к человеку, которому мог доверять, честно во всем признался и попросил помощи. Последняя состояла в том, чтобы отправиться на задний двор «Монмут-мэншинс», дождаться, когда появится шофер, а затем перебраться через стену и изо всех сил пробежать несколько сот ярдов, да так, чтобы привлечь как можно больше внимания.

— Значит, Малыш знал, что есть такой шофер, что он работает этой ночью, что он непременно вернется в гараж?

— Смею думать, что преступник достаточно умен, чтобы предварительно выяснить обстоятельства хотя бы до такой элементарной степени.

— М-да, — согласился Морсби. — Я полагаю, с этим можно согласиться.

— Но не только в этом заключалась задача подручного, — с жаром сказал Роджер. — Второй частью задания было произвести в спальне мисс Барнетт те шумовые эффекты, что разбудили Эннисмор-Смитов.

— Всего-то? И как же он это проделал, мистер Шерингэм?

— Ну, разумеется, с помощью того кусочка бечевки, — ответил Роджер. Разве вы не поняли, Морсби? Ведь это единственный способ, которым он мог воспользоваться.

— Конечно, мистер Шерингэм, — от всего сердца согласился Морсби. Конечно, сэр. Но как именно?

— А вот как. Слушайте внимательно, Морсби, потому что тут я действительно неплохо поработал. Убийца вовсе не вывешивал веревку из окна кухни: вот почему ее никто не видел. Что он вывесил, так это тонкую бечевку, которую либо носил с собой, либо нашел в квартире, и затем так разложил по квартире веревку, что ее легко было снизу, со двора, потянуть за бечевку, прочно привязанную к ее концу. Расположив веревку кольцами на различных гладких поверхностях, он разложил внутри этих колец всякие стеклянные и фарфоровые предметы, так что пока веревку вытягивали, она неизбежно должна была стронуть, перевернуть или покатить эти хрупкие вещи прямо над головой у Эннисмор-Смитов, и, кроме того, несколько тяжелых предметов мебели были старательно установлены на грани падения так, как это делается в старом трюке с четырьмя кирпичами, знаете, когда выступающий кирпич держится на прутике, так что мебель тоже попадала и прибавила грохоту. Вот, Морсби, что сделал убийца.

— Подумать только! — промолвил старший инспектор Морсби.

Роджер вытащил из кармана свои заметки.

— Вот, просмотрите-ка. Я сейчас дал вам только голые заключения. Тут они чуть подробней, с рассуждениями.

Морсби молча прочитал все странички. Затем, глядя на Роджера глазами, из которых просто сыпались искры, он откинулся на спинку стула и запыхтел в моржовые усы.

— Я поздравляю себя с тем, что взял вас с собой в прошлый вторник, мистер Шерингэм. Если позволите, я оставлю себе эти замет(tm). Мне кажется, шефу будет небезынтересно.

Роджер усмехнулся от удовольствия — Морсби дал ему понять, что он и впрямь хорошо поработал.

Еще приятней было думать, что Морсби даже отдаленного представления не имеет, какой интересной и куда более важной задачей был занят Роджер.

Про четки ничего нового узнать не удалось.

Роджер был разочарован, и Морсби не меньше. Оба сошлись на том, что четки были бы важнейшей уликой, пойми кто-нибудь, какого дьявола они там оказались. Роджер некоторое время порассуждал по этому поводу. Морсби вежливо выслушал и даже высказался в том смысле, что четки были оставлены случайно. Роджер склонялся к противоположной точке зрения, поскольку находил ее более интригующей. В итоге они ни к чему не пришли и загадку не разгадали.

После этого они расстались. Роджер отправился на рандеву в «Критерион», а Морсби — на доклад к шефу, и в ходе этого делового совещания, догадывался Роджер, его имя всплывет не единожды. Эта мысль заставила его улыбнуться. Шефом Морсби был суперинтендант по фамилии Грин, крупный, несколько тучный человек, не обладающий, увы, добродушием, которое так украшает крупных, полнеющих людей. И без того личность не слишком жизнерадостная, больше всего на свете суперинтендант Грин ненавидел, когда дилетанты вмешиваются в дела подведомственного ему департамента.

В целом мистер Шерингэм остался доволен обедом. Стелла, разумеется, явилась минута в минуту и в новом платье цвета полуночи казалась хорошенькой как никогда. Воистину, подумал Роджер, эта юная леди могла бы быть совершенно очаровательна, обладай она хоть каплей шарма. Тем не менее он с большим удовольствием провел время в ее обществе.

В этот раз они не много почерпнули из разговоров за соседним столом. Роджер был слишком поглощен усилиями вытянуть из своей спутницы хоть что-нибудь касательно ее обручения. Однако на эту тему Стелла оказалась еще более неразговорчивой, чем обычно. Она решительно отказывалась поделиться даже крохами сведений о своем женихе, историей их знакомства и собственными взглядами на семейную жизнь.

Только в одном пункте она снизошла до откровенного высказывания, да и то не слишком красноречиво.

— Судя по всему, вы обручились совсем недавно, — наугад бросил Роджер. Я вижу, он еще не успел подарить вам кольцо.

— Я не верю в обручальные кольца, — кратко ответила мисс Барнетт.