Сначала все шло не особенно гладко, трудно было войти в роль и вместе с тем оставаться режиссером. Она пропустила свою реплику в первом эпизоде, смазала диалог, но потом взяла себя в руки и отлично сыграла следующий эпизод.

- Спокойно, Умпик, - негромко сказал Грег.

Рейни процедила проклятие и, пропустив мимо ушей замечание главного оператора, повторила первые эпизоды. На этот раз она с блеском сыграла сцену встречи Рандалла. Сначала ее захлестывала радость, но потом настроение изменилось.

- Папа, что-то не так, - с тревогой в глазах проговорила девушка. - Почему они не оставят его в покое?

Хотя Сара и была намерена стоять в стороне, рядом с отцом, но, увидев лицо Джона, не удержалась и нырнула в толпу.

- Ран-далл! Ран-далл! - скандировали встречающие.

Сара пробиралась к нему, не обращая внимания на призывы отца вернуться. Одни понимающе улыбались и давали ей дорогу, других возмущала ее наглость. Она едва ли обращала на все это внимание, ее взгляд был прикован к Рандаллу. Она, единственная из всех, разглядела панику в его глазах и не могла успокоиться. У него был просто страдальческий вид.

Вдруг полные безумия и страха глаза Кензи остановились на ней, и она задохнулась. Ужас на его лице был столь неподдельным, что исчезли обе - и режиссер, и Сара, осталась только Рейн с ее искренним страхом за мужа.

- Джон! Джон!

Глядя на нее так, словно она ангел, сошедший с небес, Рандалл протянул руку. Она, в свою очередь, потянулась к нему, отчаянно пробираясь сквозь передний ряд встречающих. На фоне их официальных черных костюмов выделялся зеленый рукав ее платья.

Джон и Сара… они наконец рядом. Их руки соединились, и Сара ощутила пожатие его пальцев. Но оно тут же ослабло, и на его лице появилось выражение страдания. Чувствуя, что снова теряет любимого, Сара стиснула его руку, не позволяя ему уйти.

Они так и стояли, долго, без слов. По ее щекам текли слезы… Наконец Рейн объявила:

- Снято!

Она отпустила руку Кензи. Грудь ее тяжело вздымалась в узком корсете. Не теряя времени, она поспешила к Грегу посмотреть материал. Он отлично сделал свою работу. Камера не отрывалась от сомкнутых рук героев, сделав их символом взаимоотношений измученного мужчины и женщины, полной решимости остаться с ним, и не важно, что темные силы пытались их разлучить.

- Это то, что я хотела, Грег.

Пока ассистенты готовили площадку для следующей сцены, Рейн подошла к Кензи. Спрятавшись в тени паровоза, он стоял, скрестив руки на груди. Лицо его было бесстрастным. Никто не осмеливался нарушить его уединение.

Поскольку он не заметил ее появления, она легонько тронула его за руку.

- Кен, это потрясающе.

Он резко отдернул руку, словно на него напали. Ему потребовалось время, чтобы сообразить, кто перед ним.

- Без единого слова тебе удалось показать, что творится в душе Рандалла, - нерешительно продолжала она. - Человека, вернувшегося из ада и принесшего этот ад с собой.

Кензи поправил рукав мундира.

- Ты ведь этого и хотела?

Он повернулся и пошел прочь.

Она с тревогой смотрела ему вслед. В свое время ей так хотелось, чтобы он вжился в роль. Нужно быть осторожной в своих желаниях…

Съемочный день закончился. Кензи дремал в машине, поджидая Рейни, чтобы ехать в Дорчестер. Она чуть не упала на него, когда садилась в автомобиль.

- Прости. - Когда он подвинулся, освобождая ей место, она добавила: - Я думала, ты уже уехал.

- Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. - Когда машина тронулась, Кензи потер глаза. - Извини, что накинулся на тебя, Рейни. Но боюсь, что дальше будет еще хуже.

- Это мне нужно извиняться. Я только сейчас начала понимать, во что тебя втравила.

- Но это не означает, что ты хочешь найти другого Джона Рандалла?

- Нет. Ты блестяще справляешься с ролью. Я только хочу, чтобы работа не причиняла тебе столько боли.

- В этом вся ты, - улыбнулся он. - С твоей решительностью и целеустремленностью ты сделаешь хороший фильм. Но на съемках, как на войне, обязательно есть пострадавшие.

- Теперь я действительно чувствую себя виноватой.

- Думаю, я буду среди раненых, а не убитых.

- Это радует, - сухо сказала она. - Кстати, Грег как-то странно назвал меня. Я толком не поняла, а спросить забыла.

Он рассмеялся:

- Еще в Нью-Мексико вся команда за глаза называла тебя Умпик.

- И что же это значит? Удивительно милый постановщик?

- Нет, дорогая, Упрямый маленький птенчик. Она вспыхнула:

- А почему именно так?

- Ты получила это прозвище, когда уволила того парня, помнишь, помощника звукооператора?

- Он этого заслуживал, - оправдывалась Рейни. - Актерам меньше всего нужно, чтобы кто-нибудь из персонала ехидничал на их счет.

- Совершенно справедливо, твое прозвище - это комплимент в твой адрес. Группе всегда нравится, когда режиссер держит все под контролем.

Упрямый маленький птенчик. Надо же! Могло быть и хуже. Хорошее настроение Кензи испарилось.

- Ты видела фотографию в «Лондон инкуайер»? У нее сжалось сердце.

- Да.

- Дженни - только друг. Я зашел к ней поговорить о Найджеле Стоуне, и мы отправились пообедать.

Рейн перевела дух.

- Спасибо, что объяснил. Я знаю, это не мое дело, но будет… неприятно, если ты станешь крутить роман у меня под носом.

- Я понимаю. - Он коснулся ее руки. - Обещаю, пока идут съемки - никаких романов.

Как и Сара, она готова была вцепиться в его руку, чтобы не позволить ему уйти.

Но, будучи более взрослой, современной и почти разведенной женщиной, она этого не сделала.

В ожидании своей сцены Кензи прохаживался вдоль западной стены Морчард-Хауса. Как всегда в таких случаях, он почти жалел, что не курит. Возможно, трубка в руках помогла бы ему расслабиться. Чем ближе подходили самые трагические сцены, тем сильнее становилось его возбуждение. Иногда ему казалось, что Рандалл вселился в его душу, вытеснив его самого.

Слава Богу, что с тех пор, как съемочная группа покинула Лондон, папарацци оставили их в покое. Но лондонские газеты доставляли повсюду, и выпады Найджела Стоуна донимали Кензи и здесь. Каждый день репортер сообщал новые сведения о сенсационном прошлом Кензи Скотта. Однако до сих пор дело обстояло неплохо. Никто из людей, хорошо знавших Кензи, не проговорился. Стоуну так и не удалось найти ни крупицы информации о периоде, предшествующем учебе Кензи в академии. Хотя репортер представлял каждую деталь его жизни в самом худшем свете, откровенной лжи он не допускал. Очевидно, редактор газеты был неплохо знаком с законом.