Если что-нибудь понадобится, позвони мне.

Как по команде, мужчина протянул мне из окна маркер, и я записала номер на тыльной стороне ладони.

– Я доверяюсь тебе, Маржан, – произнесла Джейн. – И попробую купить тебе немного времени. Что бы ты ни планировала делать, поторопись. А теперь верни телефон Молли.

Я передала телефон в фургон. Женщина на мгновение приложила его к уху, а затем убрала. Брат и сестра одарили меня последними презрительными взглядами, после чего окно поднялось, фургон взревел, и из-под колес полетели мелкие камешки и грязь. Он выехал на дорогу, влился в поток проезжающих машин и вскоре скрылся из виду.

Ветер вывел нас из города на пустынную окружную дорогу, петлявшую среди колючих зарослей голых деревьев, мимо старых ферм и других скудных следов цивилизации. Сквозь длинные тонкие ветви сверкающими копьями пробивался солнечный свет, и его лучи ослепляли меня фейерверком. Каждые несколько минут Себастьян съезжал на обочину и останавливал машину, а я высовывала руку из окна, чтобы ощутить ветер. Порывы стали сильнее, и было ясно, что мы приближаемся к источнику. Теперь ветер дул сразу с нескольких направлений, все плотнее обволакивая нас. Наконец мы припарковались у длинной гравийной дорожки, в конце которой стоял старый фермерский дом.

Ветер стих. Мы оказались в сердце шторма.

Широкое крыльцо перед домом просело, под его ступеньками собралась паутина. Белая краска на стенах потрескалась, а окна на последнем этаже покрылись пылью. За домом находился видавший виды красный сарай, его большая дверь размером с трактор была забаррикадирована снаружи. Перед зданием стоял припаркованный пикап. Я порадовалась, что приехала сюда не одна.

Мы вылезли из машины и пошли по дорожке. А когда приблизились к дому, в одном из верхних окон я заметила движение, за которым последовал скрип старой лестницы. Входная дверь открылась.

На крыльцо вышел мужчина с окладистой бородой, одетый во фланель и плотную джинсу, а на голове у него была бейсболка с сеточкой сзади. Ему было сильно за тридцать, и его зеленые глаза смотрели то в одну сторону, то в другую. Мужчина носил тяжелые ботинки и слегка прихрамывал, так что, когда он ступал по половицам, звук был прерывистым, словно медленное сердцебиение.

– Пошли отсюда, – сказал Себастьян. – Мне это не нравится.

– Погоди, – прошептала я.

– Проваливайте с моей земли, – рявкнул мужчина.

Он достал из-за перил крыльца дробовик и перехватил его поудобнее.

У меня пересохло во рту, я не могла выговорить ни слова.

– Прочь, – сказал мужчина и поднял дробовик.

Себастьян встал между мной и вооруженным человеком, выставив руки перед собой.

– В этом нет необходимости, сэр, – сказал он. – Мы уходим.

Его голос дрожал от страха, но говорил Себастьян медленно и осторожно.

Он кивнул мне и начал отходить от дома. Я хотела пойти с ним, но словно приросла к месту.

– П-подожди, – пробормотала я, запнувшись.

– Маржан! – зашипел Себастьян.

– Какого черта вам нужно? – осведомился мужчина на крыльце.

Медленно, с огромным трудом я подняла руки.

– Оно того не стоит, Маржан, – прошептал Себастьян.

Он уставился на меня, безмолвно приказывая мне пошевеливаться, включить мозги и отойти от человека с большой пушкой. Вместо этого я посмотрела на подъездную дорожку, встретилась с мужчиной взглядом, и у меня вырвалось одно-единственное слово:

– Единорог.

Мгновение он не сводил с меня глаз, затем опустил оружие. Я услышала, как от удивления у Себастьяна перехватило дыхание.

– Кто вы такие? – гаркнул мужчина.

– Меня зовут Маржан, – представилась я. – Это мой друг Себастьян.

Он недоверчиво прищурился.

– Кто вам рассказал? – спросил мужчина.

– Никто, – уверила я. – Клянусь. Я его чувствую и знаю, что он здесь. И ищем его не только мы.

– О чем ты?

Настороженность и гнев уступали место замешательству.

– Это длинная история, – начала я. – Но я не думаю, что единорог должен кому-то принадлежать. Мне кажется, ему нужно быть на свободе.

Мужчина спустился с крыльца и приблизился к нам, осматривая дорогу позади меня в поисках опасности.

– Я никого не вижу, – сказал он.

Его взгляд снова обратился на меня – настороженный, почти испуганный.

– Я просто хочу ему помочь, – произнесла я.

Теперь он смотрел на меня как на сумасшедшую.

– Ты хочешь помочь этой твари? – переспросил он, оглянувшись на сарай.

– Он там? – спросила я. – Можно мне зайти?

Дверь сарая была забаррикадирована толстым куском дерева, грубо вставленным в металлические скобы по обеим сторонам рамы.

– Он выглядит не совсем так, как мне казалось, – сообщил мужчина. – Хотя нельзя сказать, что я много о них думал.

Его звали Девин Тёрстон. Он стоял, прислонившись к боку своего пикапа, и наблюдал за нами. Дробовик Девин поставил рядом с собой, но не убрал, и по тому, как он смотрел на дверь, я поняла, что теперь оружие предназначалось не для нас.

Себастьян взялся за одну сторону деревянной баррикады. Когда я схватилась за другую, в груди зародился дикий первобытный страх. Все мои инстинкты говорили, что не стоит открывать дверь сарая. Себастьян, казалось, чувствовал то же самое.

Одним движением плеч мы отбросили кусок дерева в сторону, с глухим звуком он упал на землю. Я ощутила, как позади меня напрягся Девин. Его рука уже, вероятно, лежала на дробовике.

На двери была грубая деревянная защелка, и я тихонько повернула ее. Себастьян навалился на дверь, создавая проем. Я просунула шею в щель и вгляделась в пахнущую мускусом темноту.

В воздухе кружилась пыль, и свет падал узкими лучами, едва обрисовывая очертания предметов. Высокая квадратная фигура, обрамленная резким сиянием, через минуту превратилась в штабель тюков сена. Темные округлые тени в ближайшем углу оказались пластиковыми баками с кормом, удобрениями или пестицидами. Из мрака напротив меня проступил тусклый контур чердака, верхний этаж был завален предметами разных размеров: вероятно, сельскохозяйственными инструментами, старым лыжным снаряжением или чем-то еще. Под чердаком залегли тени.

В воздухе висел кислый, зловонный запах лесного суглинка, крови и страха, исходивший от существа, оказавшегося в неволе. Внутри сарая был дикий, испуганный и очень опасный зверь. На меня нахлынуло старое неизвестное чувство, дремавшее в течение многих поколений и внезапно снова ставшее знакомым. Родимое пятно у меня на груди зачесалось, а после кожу стало жечь.

Стропила содрогнулись. Устроившийся под крышей воробей – а может, это была летучая мышь – захлопал крыльями. Я подпрыгнула. Шум стих так же быстро, как и начался.

Зверь громко фыркнул, и в воздух поднялось мерцающее облачко пыли. На мгновение в луче света промелькнуло что-то огромное, узловатое и покрытое острыми шипами, а затем вновь исчезло в темноте под чердаком. Доски сарая пришли в движение от низкого рокочущего дыхания. Оно было таким могучим, что я содрогнулась. Распрямилась пара длинных сильных передних ног, широкие раздвоенные копыта вонзились в грязь. С огромным трудом, покачиваясь, единорог выпрямился во весь рост и нетвердо шагнул на свет.

Он напоминал скорее оленя или вапити, чем лошадь, его серо-коричневую шерсть покрыл слой грязи, пыли, сена и крови, ноги были длинными и мускулистыми. Животное выглядело большим и крепким, как лось. Кривой, узловатый рог, торчавший из макушки, напоминал пару трофейных, которые грубо сплели в один. На их концах застыла запекшаяся кровь.

Единорог шагнул ко мне, и две обвязанные вокруг его шеи веревки туго натянулись. Дальние их концы были обмотаны вокруг прочных деревянных опорных балок сарая. Существо дернуло за веревки. Единорог тяжело дышал и бил копытом по земле, но не старался порвать путы и не собирался пронзать меня рогом, когда я сделала еще один шаг. Морда существа была усеяна старыми шрамами. На макушке, в том месте, откуда торчал рог, шерсти не оказалось – она стерлась, а розовато-серая кожа под ним выглядела мозолистой и твердой. Черные копыта были сплошь в царапинах и сколах, ноги и ребра пересекали сотни шрамов: круглые неровные пулевые ранения; аккуратные маленькие срезы, оставленные, вероятно, стрелами; длинные порезы от мечей, ножей и копий; следы укусов; морщинистые шрамы от ожогов. На голой коже можно было разглядеть паутину темных вен: возможно, единорога пытались отравить. Рядом с задними конечностями виднелась старая рана, оставленная какой-то впившейся в кожу сетью: наверное, его пытались поймать в силки. Каждый шрам рассказывал свою историю. Когда единорог переступил с одной мощной ноги на другую, раны тоже переместились – этот узор, который означал жестокую борьбу за жизнь, гипнотизировал. За этим можно было наблюдать часами.

– Как он сюда попал? – спросила я.

– Околачивался по здешнему лесу, – ответил мужчина. – Пару месяцев так точно. Спроси любого, кто у нас тут охотится: они видали следы и то, что он сделал с теми