– Время играет с нами в детство.

Детством мы рождены!

Время пылает с нами в юности,

Юность – долой штаны!

Время собирает нашу зрелость,

У кого высок урожай?

Наше время сулит безмятежную старость,

Кефир, и видео-рай.

Нас время по темечку лупит лопатой

Сомосовских палачей.

Высунув лик из-под грима плакатов,

Пугает больных сыновей.

Эмансипацией насилует женщин,

Водкою глушит мужчин.

А подохнуть от рака у нас шансов не меньше,

Чем от военных морщин!

И всё в кайф! Всё в кайф!

И всё в кайф!

Всё в кайф, родная,

Всё просто отлично, пусть бесятся наши

Штампованные враги,

Мы тоже не будем излишне тактичны

На нашем тернистом пути!..

Компания тем временем борзо напивалась, словно заправские алкаши на площади перед кинотеатром. Алкоголь способствовал раскрепощению, и когда Марина вспомнила, что у нее еще есть торт и фрукты в сливках, оказалось, что все уже расселись попарно, причем, Серков нацелился облапать конкретно именинницу. Еще час назад Юра такие поползновения воспринял бы в штыки, но теперь отнесся равнодушно: то ли водка подействовала, то ли «ДДТ», а скорее всего – он был еще сердит на Маринку за то, с каким презрением она отнеслась к его подарку. Серков, конечно, – урод, но была бы охота связываться!

Маринка отправилась на кухню за тортом, Серков вызвался ей помочь, и они надолго пропали. Москаленко-младший чувствовал, что пьян, – ему никак не удавалось сфокусировать зрение, комната плыла и раскачивалась в такт ударам сердца. «Пора, наверное, уходить, – подумал он. – Как бы не насвинячить…»

Тут он обнаружил, что к нему подсела Надька – одноклассница и подруга Маринки. Надька была толстенькая, рыженькая и некрасивая. Наверное, именно поэтому осталась в одиночестве – никто из приглашенных парней на нее, бедную, не позарился. Юра посмотрел на нее сурово: чего, мол, надо? – но отодвигаться не стал.

– Слышь, Юра, – обратилась Надька, жеманно улыбаясь, – а ты уже решил, куда после школы пойдешь?

– Я? В летное училище! – отозвался Москаленко-младший гордо. – Хочу быть летчиком!

– Да ты что?! – изумилась Надька. – Сейчас же другое главное.

– И что же у нас главное? – поинтересовался Юра.

– Бизнес теперь главное! – ответила Надька уверенно. – Я бы хотела замуж за пэра выйти!

– За кого? – обалдел Юра.

– Ты чего, не знаешь? – Надька недоверчиво покосилась на него. – Так теперь деловых называют… ну кооператоров. Политика экономических реформ – пэр. Здорово, правда?

– Вот уж не знаю, чем тебе… пэры нравятся, – Юра продолжал этот бессмысленный разговор, скорее, по инерции, чем по желанию. – Мне их, например, жалко – не нашли себе в жизни призвания, вот и мучаются со своими лотками и магазинами.

– Зато они богатыми будут! – заявила Надька. – А ты кем будешь? Солдафон! – в голосе ее было столько презрения, что Юре впору было пойти и удавиться.

Но Юра только хмыкнул.

– Всё в кайф, родная! – сказал он небрежно.

В тот вечер Москаленко-младший решил, что с «бабами» больше дел иметь не будет, как бы ему того не хотелось. Он, конечно, преувеличивал. Впереди его ждала не только большая жизнь и интересная работа, но и настоящая любовь.

16

В мае 1986 года Коммунистическая партия обратилась к советскому народу с предложением провести в рамках развития гласности всесоюзную дискуссию на исторические темы.

Сначала в газете «Правда», в журналах «Огонек» и «Коммунист» были опубликованы серии статей, в которых впервые откровенно рассказывалось о репрессиях сталинского периода и о тайных эпизодах Великой Отечественной войны. Авторы статей писали, что при проведении глубоких реформ, направление которых определил XXVII съезд КПСС, необходимо обратиться к прошлому, чтобы выяснить для себя, что было сделано правильно, а что только казалось правильным, мешая развитию страны. Вновь зазвучали зловещие фамилии: Сталин, Берия, Ежов, Ягода. «Огонек» взял и опубликовал страшные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова.

Москва удивилась. Москва не поверила.

Потом Москва убедилась и включилась в дискуссию.

Всё это напоминало недавнюю кампанию против «дедовщины». Оказывается, и по поводу сталинского периода у московской интеллигенции есть что сказать: писатели и публицисты словно бы ждали команды и разом навалились на предложенную тему.

Юру Москаленко дискуссия не сильно волновала, однако в нее оказались втянуты и московские старшеклассники. Учительница истории по распоряжению завуча устроила мероприятие, громко названное «конференцией», – всем девяти – и десятиклассникам было предложено выступить на ней с докладами о сталинской эпохе, а потом принять участие в обсуждении. Тема доклада выбиралась произвольно, по желанию, и Юра, получив это задание, понял, что заметно отстал от жизни. Однако у него возникла хорошая идея.

Вернувшись домой, Москаленко-младший залез на антресоль, куда отец забрасывал прочитанные им журналы и газеты. Периодически, когда школьную пионерскую организацию охватывал макулатурный раж, Юра обращался к антресоли и без труда сдавал положенный минимум в пять килограммов. В последнее время кампании по сбору макулатуры почему-то не проводились, а потому антресоль оказалась забита под завязку. Порывшись в журналах, Юра обнаружил несколько тощих книжек в мягких обложках, – он вспомнил, как их читал вечерами отец, однако своего мнения Москаленко-старший по поводу прочитанного не высказывал, а только хмурился и устало потирал переносицу. Просмотрев содержание и аннотации, Юра понял: это то, что нужно!

Усевшись в свое любимое кресло напротив телевизора, юноша углубился в чтение. Начал он со сборника «Лучшая публицистика», изданного «Книжной палатой». Под обложкой обнаружилось два десятка статей с громкими заголовками: «Административная система Сталина», автор – Гавриил Попов; «Сталин и политические убийства», автор – Федор Бурлацкий; «Хрущев против Сталина: разоблачение культа личности», автор – Отто Лацис; «Оскверненные сталинизмом», автор – Андрей Нуйкин; «Сталин против коммунистов», автор – Юрий Карякин; «Железные наркомы», автор – Виталий Коротич; «Маршал Тухачевский, враг Сталина», автор – Борис Соколов; «Кровавый путь Лаврентия Берия», автор – Эдвард Радзинский.

Глаза разбегались. Бери любой заголовок – тема есть! – и пиши. Но Юра не торопился. Начав читать «лучшую публицистику», он понял, что для него это слишком сложно. Если таинства аэродинамики и звездной навигации еще имело смысл постигать, невзирая на известное сопротивление материала, ведь это открывало путь к небу, – то вникать в перипетии событий, которые произошли давным-давно и, по большому счету, не имели сегодня никакого значения, Юре, честно говоря, не хотелось. Что изменится, думал он, перелистывая страницы, если я узнаю о том, в чем была разница между Сталиным и этим… как его?.. Троцким? Что изменится, если я узнаю, почему Сталин предал заветы Ленина и приступил к истреблению ленинской гвардии? Да, Сталин был гад, бяка-бука, но он ведь уже умер! И он уже разоблачен! Вот написано, что его еще Хрущев разоблачил. И случилось это давным-давно – еще в пятидесятые! Чего теперь кости ворошить и вспоминать то, о чем уже никто и не помнит?..