— И тебе здравствовать, Ефрем.

Один из столяров царских мастерских, отряженный в полное распоряжение царственного отрока, более чем полностью оправдывал свое имя[93], к тридцати годам имея аж восемь сыновей и семь дочек. По этой же причине отличался он редкой старательностью и исполнительностью — поленишься тут, коли девкам приданого целую гору надо, и сыновей в люди вывести, да жену побаловать (себя при этом не забыв).

— Вот, весь урок в точности сполнил.

Десятилетний мальчик походил вокруг массивного дубового основания, вырастающих из него двух тумб, попробовал шатнуть станину и довольно кивнул. Пригнулся, что-то проверяя, а затем требовательно протянул руку, в которую понятливый мастеровой почти без паузы вложил небольшой чехольчик.

«Так, размеры… Ага, в порядке».

Протянув толстую нить между двумя бабками[94] будущего токарного станка, Дмитрий еще раз все тщательно перемерил небольшой линеечкой, размеченной аж на двадцать семь сантиметров. Последняя на данный момент (увы и ах!) существовала всего в одном экземпляре и являлась плодом довольно долгого сотрудничества сразу двух златокузнецов.

— Хорошо.

Повторив все свои действия в отношении готового макета сверлильного (а заодно, если ему улыбнется удача, и вертикально-фрезерного) станка, старший сын великого государя отметил, совсем не скрывая своего хорошего настроения:

— Очень хорошо!

Расстелив прямо на старательно выглаженной станине большой лист бумаги и придавив его железком от рубанка и подвернувшимся под руку долотом, царевич провел пальцем по удивительно ровным линиям рисунка:

— Две длинных и ровных рейки. Вот эти детальки…

Подробно объяснив столяру его следующий урок и проверив, все ли тот правильно понял, Дмитрий еще раз довольно кивнул и вышел из своего личного Особливого амбара, выделенного ему (вместе с охраной оного) по слову царственного отца. Поначалу все смотрели на это дело как на детскую блажь… Все, кроме работников царских мастерских, — уж они-то сразу оценили всю прелесть и удобство новых инструментов и приспособлений, придумываемых царственным отроком буквально на ходу. Один только коловорот с двумя дюжинами сменных насадок чего стоил, разом заменив целую груду привычных, с их намертво приклепанными хвостовиками!.. Или вот, к примеру, неудачно сваренный мастером булат. На саблю такую сталь пускать никак нельзя, разлетится от доброго удара, а на сверла пошла за милое дело. В тех же пушках запальные отверстия теперь вертеть одно сплошное удовольствие — и бронза, и чугун, и медь, — наконечнику сверла все заедино, прямо как по маслу идет! А литейщикам Бронного приказа оченно по вкусу пришелся деревянный короб с двумя ручками и одним колесом — царевич его тачкой назвал. Ямину под опоку[95] выкапывать или, наоборот, готовое литье раскапывать — так этой тачки лучше и не придумаешь. Один человек за один раз тридцать-сорок лопат может увезти!

— Доброго здоровьичка, государь-наследник!

Повернув голову к знакомому по путешествию в Кирилло-Белозерскую обитель дьяку, первенец великого государя чуть наклонил голову в ответ.

— Благодарствую.

«Не Кремль, а одна сплошная большая деревня!»

Молчаливо выразив свое возмущение и определив по солнцу время, отрок едва ли не вприпрыжку заторопился в царские мастерские: во-первых, неотвратимо приближалась очередная тренировка с саблей и рогатинкой. А во-вторых — быть может, златокузнецы все же совершили чудо и он сможет подержать в руках еще одну линеечку? Желательно на сей раз хотя бы в полметра длиной. Опять же у него появилась одна мысль насчет того, как сделать пузырьковый уровень, а также вполне жизнеспособная идейка о том, как все-таки можно получить долгожданный (уже всю голову сломал, блин!) эталонный грамм. Не то что он был так уж срочно нужен, но… В любом случае без него нельзя было обойтись, иначе «зависала» немалая часть оставшихся в памяти знаний — те же формулы, например. Чего не отнять у советского образования — так это умения некоторых преподавателей буквально вколотить учебную программу в мозги студентус вульгарис через любое «не могу» и «не хочу».

«Черт, такая малость, а противная! Вредная! И никак в руки не дается, зар-раза».

Полтора часа спустя боярин Канышев с некоторым удивлением поприветствовал старшего из царевичей (младший подошел чуть раньше и теперь разминался, увлеченно пластая своим дубовым клинком беззащитный воздух). Оглядел спокойное лицо наследника, оценил его буквально полыхающие недоброй синевой глаза — и… Вручил ученику не привычный затупленный булат сабли, а ратовище рогатинки, отполированное его же руками.

«Колено-ступня-рука, сердце-живот-бедро, левый бок-шея…»

Привычно проговаривая про себя все свои действия, Дмитрий старательно успокаивался сам и успокаивал весьма некстати пробудившееся средоточие — и через час занятий уже был абсолютно спокоен.

«Пятая неудача подряд! Щелчок по самолюбию и гордости получился куда как знатный. Иэх! Щит-бедро-предплечье, голова-плечо!»

Кррак!!!

Растерянно поглядев на железко (тупое, между прочим), довольно глубоко застрявшее в плотной древесине столба, и на свежий излом на самом конце ратовища, а потом ощутив отголоски чужих эмоций — от простого любопытства и до злорадно-насмешливых, — мальчик почувствовал, как отступившая было злоба возвращается. Тем временем подошедший к слегка погнувшемуся копейному наконечнику боярин удивленно покачал головой и с некоторой натугой, предварительно раскачав, вытянул его.

— Кхм… М-да.

В некотором сомнении махнув рукой одному из помощников, Аким тут же завернул его обратно, выразительно ткнув пальцем в вязанку деревянных клинков.

— Пора уже, Димитрий Иоаннович, тебе сабельку потяжельше взять, да вот незадача — позабыл я подобрать что-то подходящее.

Почти не слушая его словесных кружев, Дмитрий подхватил изогнутую дубовую палку и пару раз ею махнул, приноравливаясь. Чуть поддернул левой рукой, перехватывая поудобнее небольшой щит и одновременно с этим старательно отстраняясь от паутины чужих взглядов, ощущаемых как нечто противно-липкое, — и мягко, почти певуче ответил на так и не заданный ему вопрос:

— Захарьины. Потом Шуйские.

— Гм… Иван Данилович!

Троюродный брат царевича тут же позабыл о стоящем напротив него княжиче Курбском, шагая к царственному родственнику и старательно скрывая довольную улыбку. Наконец-то и он постоит супротив наследника!..

— Встали. И… Начали!

Тук. Тук.

— Ха!

Данн!

Увы, поединок вышел слишком коротким: приняв удар на свой щит и махнув «косым с потягом» в ответ, царственный отрок дополнил его резким пинком. И если деревянный клинок сын Данилы Захарьина успешно сбил в сторону кромкой щита, то вот колено уберечь не смог — и, припав на подвернувшуюся от боли ногу, тут же получил мощный рубящий удар в середину шлема.

— Хм!.. Полегше, Димитрий Иоаннович.

Подождав, пока помощники оттащат на лавочку «чуток сомлевшего» поединщика, боярин кликнул следующего отпрыска рода Захарьиных:

— Иван Васильевич!

Четвероюродный брат царевича шагал достаточно быстро, но довольной улыбки у него уже не было. Поставив их друг напротив друга, Канышев внимательно поглядел на боярича, выглядевшего очень внушительно для своих тринадцати лет, и на рослого, крупного,