За десять лет, что прошли после кончины Бриджит, чувства Кейт переменились с детского гнева, страха, разочарования и смущения на восхищение. В самых жестоких обстоятельствах ее мама делала все, что могла. Мать-одиночка, без гроша, преследуемая, окруженная видениями и голосами, которые никто больше не слышал, – она удержала четверых детей вместе, сохранила крышу над их головой, кормила их.

«Неважно, какой она была еще, – заключает Кейт. – Это была моя мать».

«Когда один человек страдает бредовыми идеями – это зовут сумасшествием. Когда многие – религией», – так написал Роберт М. Пирсиг в книге «Дзен и искусство ухода за мотоциклами». Эта цитата приходит мне на ум, когда я вспоминаю о тех толпах в Ирландии, собирающихся у внезапно оживших статуй Девы Марии. Насколько мне известно, этих людей никто в массе не называл психически больными.

Я не стану утверждать, что между ними и Бриджит нет разницы. Я думаю, все же есть. Я верю, что есть существенные отличия между теми мимолетными мыслями, что появились в голове у тысяч людей и были нормализованы – даже поощряемы – обществом, и сокровенными убеждениями Бриджит, убеждениями, от которых она не отказалась, даже когда общество подвергло ее остракизму. Эти два случая не тождественны. Но все же у них есть важные общие черты. И я готов поспорить, что «Год живых статуй» – отличная иллюстрация того, что в случае необходимости все люди (включая предположительно «нормальных») проявляют удивительную способность верить в чепуху.

Мы, люди, в целом не слишком рациональные существа. Наш разум полон предубеждений, суеверий, ложных воспоминаний, принимаемых за факты мнений и утешительных обманов. И как только мы начинаем верить во что-то, мы имеем склонность держаться за свою веру вне зависимости от ее истинности. Как заметил историк Джеймс Харви Робинсон: «Большинство наших так называемых “логических суждений” состоят из подбора поддерживающих аргументов к тому, во что мы уже верим». И в самом деле, исследование, проведенное в университете штата Огайо, показывает, что люди читают статью на 36 % дольше, если она приводит аргументы в поддержку их собственного мнения[85]. Если эта статистика звучит убедительно, вы можете дочитать мою книгу с полным вниманием. Если нет – в принципе, можете просто пролистать.

Как мы уже убедились, решение о том, считаются ли необычные убеждения того или иного человека «психическим расстройством», принимается далеко не с помощью точной науки. Определение «бредовых идей» меняется с каждой редакцией DSM. Интересный поворот – в DSM-5 говорится, что убеждение не должно быть ложным, чтобы быть бредовым.

Это может звучать контринтуитивно, но я склонен согласиться с новым определением. Представьте: вы уверены, что партнер изменяет вам. Этому нет никаких доказательств, а то, что вы считаете доказательствами, кажется другим людям очень странным. То, как облака движутся по небу, становится индикатором неверности, или любовник вашего партнера шлет вам зашифрованные угрозы через телепередачи. Вы абсолютно убеждены в своей правоте, несмотря на отчаянные попытки партнера продемонстрировать свою верность. В действительности чем больше вас пытаются убедить в том, что вы ошибаетесь, тем больше растет ваша уверенность. Если ваш партнер соглашается остаться дома, вместо того чтобы пойти в бар с друзьями, он просто играет с вами, как кошка с мышкой. Каждый раз, когда вы покидаете комнату или просто отворачиваетесь, партнер подает тайные знаки вашему сопернику или сопернице.

А теперь предположим, что у вашего партнера действительно роман на стороне. Будет ли это значить, что вы не страдаете бредовыми идеями? Излечены ли вы?

Думаю, нет.

В DSM-5 бредовые идеи определяются как «твердые убеждения, не меняющиеся в свете объективных доказательств их ложности»[86]. В эти широкие сети может попасться больше народу, чем мы готовы признать.

В то же время некоторые идеи так необычны, что действительно выделяются на фоне прочих. Я снова вспоминаю Эрику – журналистку, считавшую, что она совершила множество тяжких (и совершенно невероятных) преступлений, что все заголовки в газетах обращены к ней и что MI5 выслеживает ее с помощью камеры, помещенной в матку. Потом я вспоминаю Джеймса – солдата, уверенного, что армия выбрала его для прохождения секретной миссии, а позднее – что он мессия. Похожим образом Бриджит верила, что ее избрала сама Богоматерь, чтобы выполнять важную сверхъестественную работу по всему миру. И снова – доказательства этому Бриджит находила в газетах.

Эти убеждения, определенно, не встречаются нам часто. Хотя, если быть до конца честным, они не особенно меня шокировали. Любой человек, работавший в сфере острой психиатрии, знаком с подобными нарративами. Психиатрические медсестры в Америке вряд ли встречали много пациентов, убежденных, что за ними с помощью шпионских приборов следит MI5 (или, что более «вероятно», – MI6). Но они наверняка сталкивались с пациентами, которые думали так о ЦРУ или ФБР. В зависимости от региона Дева Мария заменяется пророком Мухаммедом или другой религиозной или культурно значимой фигурой, но, за исключением имени и пары деталей, неизменно похожие картины появляются во всех культурах. И правда, учитывая непостижимое множество верований, которое способны производить люди, больше всего в бредовых идеях (по крайней мере тех, что приводят людей в кабинет врача) удивляет, как мало на самом деле существует для них тем. Мы еще вернемся к этому. Пока же давайте рассмотрим самый частый мотив: преследование.

«Две тревожные идеи лежат в основе бреда преследования: мне будет причинен вред и другие люди стоят за этим», – таково наблюдение Дэниела Фримена, профессора клинической психологии в Оксфорде, специализирующегося на изучении и лечении бреда преследования. «Подобные параноидальные мысли превалируют в большинстве случаев, – объясняет он. – Это происходит потому, что мы постоянно принимаем решения о том, доверять людям или нет. Не так уж удивительно, что мы часто с этим ошибаемся»[87]. Исследования Фримена предполагают, что как минимум 10–15 % людей, а может, и треть, регулярно испытывают параноидальные мысли. Мы только сейчас начинаем это осознавать и обсуждать, считает Фримен. Он также подозревает – хотя эту информацию только предстоит проверить, – что наше общество становится все более недоверчивым, и это связано с усилением нервозности, тревожности и страха.

Как нервный, тревожный, испуганный человек, коротающий слишком много времени в волнениях о том, что люди могут обо мне подумать (и часто предполагающий худшее), – я симпатизирую этой теории. Хотя, повторюсь, что это разные вещи: думать, что кто-то нас недолюбливает, и думать, что кто-то внедрил в наш мозг чип и контролирует наши мысли.

Первое, по крайней мере, возможно.

Дэниел Фримен соглашается: «Ошибаться в своем недоверии к кому-то – не то же самое, что иметь бред преследования. Но это все же родственные явления. И никто пока не смог установить количественную разницу. Это может быть похоже на сравнение депрессивного эпизода и просто плохого настроения. Да, они отличаются, но это не абсолютно разные процессы. То, что мы назовем паранойей, может быть, стало ею по ряду внешних и внутренних причин. Более глубокое расстройства сна, выше уровень тревоги, ниже самооценка, обширнее история травм, более веские доказательства – все это может двигать человека дальше по «спектру».