Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дупак выходит к зрителям. Зрители в зале. Он выводит Высоцкого.
– Дорогие наши гости… Мы должны перед вами глубоко извиниться… Все наши усилия, усилия врачей, самого артиста В. – исполнителя роли Галилея – восстановить голос ни к чему не привели… Артист Высоцкий болен, он совершенно без голоса, и спектакль «Галилей» сегодня не пойдет. (В зале крики: пить надо меньше, петь надо больше – какая-то чушь.) Вместо этого мы вам покажем нашу новую работу – «Тартюф», которую еще никто не видел. (Аплодисменты, крики восторга.) Для этого, чтобы поставить оформление «Тартюфа» и разобрать «Галилея», мы просим оставить зрительный зал на 20 минут. Через 20 минут начнется спектакль господина Мольера «Тартюф».
Что-то пытался сказать Володя. «Вы меня слышите?» – я только и успел разобрать. В общем, позор. Никому Володя уже не был нужен, публика была при почти скандале. Ей давали «Тартюфа», и она была счастлива – все-таки это ведь исключительный случай, артист Высоцкий вышел извиняться, ему можно было выразить из зала свое «фе». Перед ней (публикой) расшаркались, и сейчас покажут премьеру, а пока она с шумом повскакала с мест и кинулась в буфет.
Весь театр начал растаскивать по углам «Галилея» и тащить «Тартюфа», как на абордаж, каждый пытался что-нибудь развязать, растащить, завязать, приволочь – публика в буфете, ее нельзя задерживать. ‹…›
25.11.1968
Мы обыватели, мы серость, волей чьей-то оказавшиеся рядом с явлениями. Не то же ли есть и мой друг Высоцкий? Мы греемся около его костра, мы охотно говорим о нем чужим людям, мы даже незаметно для самих себя легенды о нем сочиняем. И тоже ждем – вот случится что-нибудь с другом нашим (не приведи Господь), мы такие воспоминания, такие мемуарные памятники настряпаем – будь здоров, залюбуешься. Такое наковыряем, что сам Высоцкий удивится и не узнает себя в нашем изложении. Мы только случая ждем и не бережем друга, не стараемся вникнуть в мрачный, беспомощный, одинокий, я убежден, мир его. Мы всё меряем по себе: если нам хорошо, почему ему должно быть плохо? ‹…›
30.11.1968
Высоцкий, по его словам, был у профессора клиники им. Семашко. Признали парез (его слово), разрыв связок. Нужно делать операцию, на полгода уходить из профессии. И вчера он не играл «Послушайте!», а сегодня шеф сказал, что в 9 часов у него был концерт. Это уже хамство со стороны друга.
04.12.1968
Высоцкого уложили в больницу. Врачи констатировали общее расстройство психики, перебойную работу сердца и т. д. Обещали ни под каким предлогом не выпускать его из больницы два месяца. На Володю надели халат и увели. Он попросил положить его в 5-е отделение, но главврач не допустила этого. В 5-м молодые врачи, поклонники его песен, очевидно, уступают его мольбам, просьбам, доверяют ему, и он окручивает их. 10 декабря начинаются у него съемки в Одессе. Я попросил Скирду[18] передать Хилькевичу: если он любит, уважает и жалеет Володю, если он хочет его сберечь, пусть поломает к черту его съемки, сошлется на запрет худсовета или еще чего. Либо пусть ждет два месяца, но вряд ли это возможно в условиях провинциальной студии у начинающего режиссера. Но поломать съемки необходимо. ‹…›
14.12.1968
Вчера восстанавливали Высоцкого в правах артиста Театра на Таганке. И смех и грех.
– Мы прощаем его, конечно, но если он еще над нами посмеется… да и тогда мы его простим.
Шеф: Есть принципиальная разница между Губенко и Высоцким. Губенко – гангстер, Высоцкий – несчастный человек, любящий, при всех отклонениях, театр и желающий в нем работать.
Дупак: Есть предложение: предложить ему поработать рабочим сцены.
Рабочие обижаются. Что за наказание – переводить наших алкоголиков к ним, а куда им своих алкоголиков переводить?
Венька – о гарантии прочности, т. е. замене надежной и достойной во всех спектаклях.
Я молчал. ‹…›
26.03.1969
Вчера «Галилей» не состоялся снова… Заменить спектакль было невозможно. ‹…› В общем, повторилась ситуация, которая состоялась 9 ноября. ‹…›
Я не могу себе даже предположить, что будет дальше с Высоцким. То, что его не будет в театре, это мне совершенно ясно, и даже если бы мы очень захотели его сохранить, это нам не удастся. Управление культуры на это дело теперь не пойдет никогда и при случае попытается подвести под этот факт обобщающую базу разложения и разболтанности всего коллектива. А что с ним будет дальше, не представляю, особенно после заявления Шапошниковой на заседании идеологической комиссии (3 марта 1969 г. в горкоме под председательством Гришина Шапошникова[19] сказала: «Театр на Таганке выгнал Высоцкого, так его подобрал „Мосфильм“»). Он может скатиться в совершенное дерьмо уже по существу. Но странное дело, мы все – его друзья, его товарищи – переносим это теперь уже довольно спокойно. Володя привил нам иммунитет, уже никто ничему не удивляется, все привыкли… ‹…›
31.03.1969
Высоцкий уволен по ст. 47 «г», и никто не говорит о нем больше. Никому его не жаль, и ни одного слова в его пользу. Где он, что, как – тоже никого не интересует. ‹…›
15.04.1969
Идет «Галилей». Звонит Высоцкий.
– Ну как?
– Да нормально.
– Я думал, отменят. Боялся.
– Да нет… Человек две недели репетировал.
– Ну и как?
– Да нормально. Ну, ты сам должен понимать, как это может быть…
– Я понимаю…
– Володя, ты почему не появляешься в театре?
– А зачем? Как же я…
– Ну как зачем? Все же понимают и относятся к этому совершенно определенным образом. Все думают и говорят, что через какое-то время после больницы… ты снова вернешься в театр…
– Не знаю, Валера, я думаю, может быть, я вообще не буду работать…
– Нельзя. Театр есть театр, приходи в себя, кончай все дела, распутывай, и надо начинать работать, как было раньше.
– Вряд ли теперь это возможно.
– Ты слышишь в трубку, как идет спектакль?
– Плохо. Дай послушать.
Снимаю репродуктор, подношу. Как назло – аплодисменты.
– Это Венька ушел.
– Как всегда.
– Володя, ты очень переживаешь?
– Из-за того, что играет другой? Нет, Валера, я понимаю, иначе и не могло быть, всё правильно. Как твои дела?
– Так себе. Начал у Роома. Правда, съемки еще не было, возил сегодня на «Мосфильм» Кузьку, хочу его увековечить…
– Как «Мать»?
– Получается. Не знаю, как дальше пойдет, но шеф в боевом настроении, работает хорошо. Интересные вещи есть. Что ему передать?