Сами ж, собравшись, сюда мы свезем на волах и на мулах

Трупы убитых с равнины, и все предадим их сожженью

Невдалеке от судов, чтобы кости отцовские детям

Каждый с собою привез, возвращаясь в отчизну родную.

Холм над костром мы насыплем могильный, один на равнине,

Общий для всех. И вплотную к нему без задержки построим

Стену высокую, — нам и самим, и судам в оборону.

В этой стене мы устроим ворота, сплоченные крепко,

Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,

Выроем ров за стеною снаружи большой и глубокий;

Он, обегая кругом, колесницы задержит и пеших,

Если когда-либо войско надменных троянцев нагрянет».

Так говорил он. И с ним остальные цари согласились.

И у троянцев кипело в акрополе Трои собранье,

Страшное, бурное, перед дверьми владыки Приама.

С речью такой Антенор рассудительный к ним обратился:

«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о союзники наши!

Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает!

Нужно решиться! Давайте, назад возвратим Менелаю

Вместе с богатствами всеми Елену аргивскую. Клятвы

Мы же нарушили! В битвах, поверьте, добра никакого

Мы не получим, пока не поступим, как вам говорю я».

Так он сказал и на место уселся. Немедленно следом

Встал Александр бог обидный, супруг пышнокудрой Елены,

И, отвечая ему, слова окрыленные молвил:

«Очень мне мало приятно, что здесь, Антенор, говоришь ты!

Мог бы ты слово другое, получше, чем это, придумать!

Если же то, что я слышал, сказал ты от чистого сердца, —

Сами бессмертные твой, очевидно, похитили разум!

Вот что хочу я троянцам сказать, укротителям коней:

Прямо я всем заявляю: супруги моей не отдам я!

Все же богатства, какие привез я из Аргоса в дом наш, —

Их я согласен отдать, и своих к ним прибавить сокровищ».

Так он сказал и на место уселся. Пред ними немедля

Старец Приам поднялся, — советчик, подобный бессмертным.

Лучших намерений полный, к собранию он обратился:

«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о, союзники наши!

Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает!

Ужинать в городе нынче вы будете так же, как прежде.

Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.

Завтра ж с зарею Идей к кораблям пусть отправится полым

И перескажет царям Агамемнону и Менелаю

То, что сказал Александр, от которого ссора возникла.

Пусть и такую им скажет разумную речь: не хотят ли

Остановиться с злосчастной войною, доколе убитых

Мы не сожжем, а тогда и опять завоюем, покамест

Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу».

Слушали все со вниманьем Приама и с ним согласились.

Ужинать стали войска, по своим разместившись отрядам.

Вместе с зарею Идей отошел к кораблям мореходным.

Были уже на собраньи данайцы, Аресовы слуги,

Возле кормы корабля Агамемнона. Став в середине,

И с речью такою ко всем обратился Идей голосистый:

«Царь Агамемнон и вы, наилучшие меж всеахейцев!

Мне поручили Приам и другие знатнейшие мужи

Вам передать, — не найдете ли вы и приятным, и милым

То, что сказал Александр, от которого ссора возникла:

Те из сокровищ, которые он в кораблях изогнутых

В Трою с собою привез (о, лучше б он прежде погибнул!), —

Их он согласен обратно отдать и своих к ним прибавить.

Что ж до законной жены Менелая, покрытого славой, —

Той, говорит, не отдаст, — хоть троянцы того и желают.

Также поручено мне и другое сказать: не хотите ль

Остановиться с злосчастной войною, доколе убитых

Мы не сожжем, а тогда и опять завоюем, покамест

Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу».

Так он сказал. В глубочайшем молчаньи сидели ахейцы.

Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:

«Нет, уж теперь не должны принимать мы богатства Париса

Иль хоть Елену саму! Для глупцов, и для тех очевидно,

Что над троянцами скоро готова уж грянуть погибель!»

Так он сказал. В величайшем восторге вскричали ахейцы,

Слову дивясь Диомеда Тидида, смирителя коней.

И обратился тогда Агамемнон владыка к Идею:

«Слышал и сам ты, Идей, что ахейцы сейчас говорили,

Как отвечали тебе. И с ними вполне я согласен.

Что до сожжения мертвых, — нисколько тому не противлюсь.

Каждого долг — ничего не жалеть для людей опочивших;

Раз они умерли, нужно немедля огнем усладить их.

Зевс мне да будет свидетель, супруг громомечущий Геры!»

Так он сказал и свой скипетр ко всем небожителям поднял.

Вестник троянский обратно пошел к Илиону святому.

Трои сыны и дарданцы на площади в сборе сидели

И дожидались, когда от ахейцев Идей возвратится.

Он возвратился и все сообщил, что сказали ахейцы,

Став в середине. Поспешно готовиться стали троянцы,

Эти — свозить мертвецов, а другие — деревья из леса.

Также, с другой стороны, от судов и ахейцы спешили,

Эти — свозить мертвецов, а другие — деревья из леса.

Только что новыми солнце лучами поля осветило,

Выйдя из тихо текущих, глубоких зыбей океана

В путь свой небесный, как оба народа сошлись на равнине.

Каждого мужа узнать было трудно, чужой ли он, свой ли.

Лишь от запекшейся крови обмывши водой, различали

И на повозки их клали, роняя горячие слезы.

Громко плакать Приам запретил. И безмолвно троянцы

Мертвых своих на костер возлагали, печаляся в сердце,

После ж, предавши огню, в Илион возвращались священный.

Также, с другой стороны, и ахейцы в красивых поножах

Мертвых своих на костер возлагали, печаляся в сердце,

После ж, предавши огню, возвращались к судам изогнутым.

Перед зарею назавтра, еще середь сумрака ночи,

Возле костра собрались отборные мужи ахейцы,

Холм над костром тем воздвигли могильный, один на равнине,

Общий для всех. И вплотную к нему возвели без задержки

Стену высокую, — им и самим, и судам в оборону.

Сделали в этой стене и ворота, сплоченные крепко,

Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,

Вырыли ров за стеною снаружи, большой и глубокий,

Все обегавший становье, и колья За рвом вколотили.