почти бесшумный, – сообщила Ройал, трансформируясь обратно в робота. – А рычу я просто для антуража.

– Молодец! – улыбнулся я ей и вытянул руку. – Дай пять!

Пока мы праздновали победу над тоннелем, Вероника бросилась к центру зала. Там возвышалась толстая каменная колонна, перед которой стоял накрытый стеклянным колпаком пульт с несколькими кнопками.

Вероника попыталась снять колпак, потом ударила по нему рукояткой пистолета. Не добившись ничего, сделала шаг назад и, отвернув голову и зажмурив глаза, выстрелила. Стекло разлетелось по сторонам. Вероника тут же вдавила большую красную кнопку, и со стороны тоннеля донесся унылый, вянущий звук, напоминающий произнесенное в нос «окееееей…».

Охранная система отключилась. Вероника сползла на пол, опершись спиной о стойку пульта, и на ее лице появилось выражение блаженства.

– Все, – прошептала она. – Теперь только на них надежда.

Я покосился в глубины тоннеля. Где-то там, за двадцать километров отсюда, бежали Джеронимо и Марселино. А может, лежали в виде двух кучек праха, разорванные охранной системой?

Громыхнуло что-то вдали, пол затрясся, и я упал бы, не поддержи меня Ройал.

– Термоядерный заряд, – прокомментировала сидящая на полу Вероника. – Ну, Рикардо… Отморозок.

Можно было терзаться тревогой за Джеронимо и Марселино, но это было уже слишком для моего измученного эмоциями сознания, и я стал осматривать зал. Ничего особо интересного не было – зал и зал. На кой черт он такой огромный? В футбол играть можно. Впрочем, с Августина Сантоса станется расположить тут и футбольные ворота, и мяч, начиненный взрывчаткой – все, что угодно, лишь бы это никак не напоминало логику.

Я подошел к пульту. Вероника сместилась в сторону, чтобы не дышать мне в ширинку.

– Придурок ты, Николас, – сказала она. – Но что бы мы все без тебя делали?

– Жили бы, да не тужили, – отозвался я, изучай кнопки. – Ты бы уже стала доньей Фантомессой и метала громы и молнии. А Джеронимо развивал сельское хозяйство в подземельях Дома под твоим чутким патронажем.

– Вот я и говорю: сплошная скукотища, – хихикнула Вероника.

Пульт был организован предельно просто. Красная кнопка подписана: «Охранная система вкл/выкл». Рядом – черная кнопка с подписью «Бронетранспортер». Я нажал на нее и зажмурился, ожидая, что бронетранспортер упадет сверху нам на головы. Но вместо грохота и смерти послышался ровный приятный гул.

Я посмотрел влево и увидел, что приличный кусок пола провалился внутрь, как будто открывая вход в очередное подземелье роботов. Но вот снизу поднялась металлическая плита, на которой стояло гусеничное чудовище, до боли напоминающее поделки толеданцев.

Вероника, видимо, испытала те же ассоциации. Она показала бронетранспортеру сразу два средних пальца и сказала:

– Вот хрен я больше стану педали крутить!

Вдосталь налюбовавшись новой машинкой, я вновь обратил взор к пульту. Кнопка с надписью «Арсенал» порадовала не меньше. Правда, в основном, Веронику. Она с радостным визгом вскочила на ноги, позабыв об усталости, когда по всему залу из пола полезли стойки с автоматами, пистолетами, винтовками и прочим, прочим, прочим, как в «Матрице».

Милая девочка умчалась обниматься с новыми игрушками, а я нажал третью кнопку. «Антиматерия».

Каменная колонна, стоящая за пультом, содрогнулась. Кусок ее отделился от основной массы и плавно съехал вниз, открыв отделанную белым мрамором нишу. В ней, водруженная на подставку из черного дерева, стояла закупоренная пробирка толщиной в запястье Вероники и высотой с «Дезерт игл».

Я негромко выдохнул от восхищения, и Вероника, которая только что пищала от восторга где-то в дальнем конце зала, тут же оказалась рядом. Ее восхищенный вздох заставил меня улыбнуться, и я повернул голову. Самой Вероники толком не было видно за грудой навешанных на нее смертоносных хреновин. Перехватив мой взгляд, Вероника потрясла тем, что держала в руках:

– РПГ! – воскликнула она. – «Муха»! Вот теперь я готова поговорить с Рикардо на любую тему, какую только он предложит!

Я улыбнулся еще шире – так по-детски восторженно сверкали ее глаза – и получил улыбку в ответ. Будто убоявшись очередного «нашего» момента, за которым неизменно должна последовать абсолютная определенность, мы одновременно повернули головы к нише.

Там, внутри пробирки, казалось, заточили кусочек радуги. Нечто, то и дело меняющее форму, но стремящееся вновь и вновь принять облик шара, перетекало внутри, переливалось всеми мыслимыми и немыслимыми цветами, отбрасывая блики на наши лица. Неужели это и есть самое страшное оружие, которое существует в мире? Которого даже не должно существовать в нашем мире…

Сзади, из тоннеля, слышался приближающийся топот. В других обстоятельствах я бы еще долго смотрел на блистательную смерть, заключенную в сосуд, но сейчас… Представил, как Марселино тянет к ней свои грязные лапы, хватает, прячет себе в трусы и начинает командовать, кому за руль, кому за пулеметы… Нет, пусть обломается. Это я рисковал своей и чужими жизнями, а не он.

Я перегнулся через пульт, вытянул руки, кряхтя от усилий. Между мной и пробиркой оставалось сантиметра два-три, вот еще чуть-чуть, еще капельку…

– Нет, это все-таки что-то генетическое! – Вероника обошла пульт, взяла пробирку и, повертев ее в ладони, протянула мне.

– Спасибо, – смутился я. – Я бы и сам так сделал, просто хотел размять спину… Ну, ты понимаешь, вытянуть ее как следует. Растяжка полезна. Особенно если носишь штаны.

Вероника смиренно кивала, а шаги в тоннеле приближались. Я сунул пробирку во внутренний карман – туда, где до недавних пор лежала бутылка виски – и повернулся.

Тоннель перед окончанием делал очередной плавный поворот, и сначала я увидел бледную тень, тянущуюся из-за поворота. Потом – силуэт. Один. Джеронимо отстал? Или?..

Или. Уже спустя три секунды я заметил, что силуэт слишком высок и уродлив даже для Марселино. А когда он, задыхаясь, вбежал в зал, сомнения рассеялись: Джеронимо сидел у Хранителя на шее.

– Тпр-р-р-ру-у-у-у! – крикнул Джеронимо, шлепнув Марселино ладонью по голове. Когда тот остановился, он легко соскочил на пол и смял в кулаке жестяную банку.

– Поздравляю, бугай. Ты бегаешь со скоростью неспешно выпитой подростком банки колы.

С этими словами Джеронимо запулил банкой в голову Марселино и тут же потерял к нему всякий интерес. Он скользнул взглядом по залу, скорчил довольную рожу арсеналу, одобрительно кивнул бронетранспортеру и улыбнулся пустующей нише.

– Урурур! – воскликнул он. – Веселье продолжается!

Марселино был далек от веселья. Несколько секунд он шумно дышал, согнувшись и упираясь ладонями в колени. Потом словно переключился и выпрямился рывком. Его глаза повторили движение глаз Джеронимо, но ни на чем не задержались, кроме…

– Где она? – Марселино широким шагом подошел к колонне, осмотрел внимательно нишу. – Где антиматерия?

– Расслабься, – сказал ему Джеронимо. – У тебя синдром опустевшего гнезда, это пройдет, когда ты найдешь себе новое хобби. Попробуй вязать или разгадывать японские кроссворды.

Но Марселино игнорировал его напрочь. Что ему до Джеронимо? Ведь Джеронимо прибыл сюда вместе с ним. Взгляд Марселино прожег насквозь Веронику, которая почему-то молчала, обвешанная пушками, и остановился на мне.

Только тут до меня дошло, что ни один нормальный человек не возьмет и не сунет пробирку с антиматерией во внутренний карман, поближе к сердцу. Оно, конечно, понятно, что если там внутри что-то сдетонирует, то взрывом покроет несколько сот километров. Но все-таки нормальный человек постарается закутать пробирку и спрятать куда-нибудь подальше от себя. Ну, хотя бы в робота, например.

Кстати, где… О, боже. Ройал вновь прикинулась мотоциклом. Что ж она так боится Марселино? Потому что он – номинально ее хозяин?

«Именно так, Николас, – грустно отозвалась Ройал по какому-то телепатическому каналу. – Если вы подеретесь, я не смогу принять ничью сторону».

– Ты! – Марселино вытянул руку. – Отдай сюда антиматерию.

Он стоял в метре от меня. Я все еще находился рядом с пультом. На пульт и упал мой взгляд. Ненажатой оставалась лишь одна кнопка. Фиолетовая, в белую крапинку. Подписана она была так: «Финальная битва с антагонистом с целью окончательного разрешения фаллометрического вопроса».

Ее я и ткнул.