Несколько документов, «составленных по распоряжению сеньора Ангеррана», относятся к сфере судопроизводства, которая, в принципе, не входила в ведение Мариньи; следовательно, скорей всего, он занимался их оформлением только по случаю. Вероятно, существованием некоей связи с финансовыми или дипломатическими вопросами можно объяснить тот факт, что он составил акт о финансовых льготах для горожан Брюгге в отношении жителей Гента, Ипра и Поперинга, которых король избавил от необходимости платить за отказ брюггцев отправляться в паломничество,[753] но тем не менее не освободил от обязательств перед жителями Брюгге.[754] Напротив, именно ходатайства перед камергером и указы, адресованные ему королем, как мы показали в предыдущей главе, вынудили Мариньи заниматься документами о помиловании и об аноблировании.[755]

Нам остается упомянуть о документах политического или дипломатического характера, незарегистрированных и, следовательно, немногочисленных. Это королевские грамоты или хартии, в которых урегулировался порядок наследования Артуа,[756] рассказывалось о сохранении приданого Бланки д'Артуа,[757] содержалось прошение к Эдуарду И за горожан Ипра, с просьбой позволить им торговать в Англии.[758] Наконец, это хартия, в которой говорилось об изменении статуса апанажа Филиппа де Пуатье.[759] Мы еще вернемся к ним в дальнейшем.

Анализ имен нотариусов, упоминавшихся рядом с именем Ангеррана в пометах (extra sigillum), позволил нам сделать следующий вывод: тогда как некоторые из них занимались составлением официальных актов под руководством Мариньи эпизодически, или очень недолгое время, одно из имен в период между апрелем 1310 г. и январем 1312 г. встречается одиннадцать раз в сорока одном документе, составитель которых известен: речь идет о Реньо Паркье, о котором уже было сказано, что в апреле 1312 г. он являлся ректором Гайфонтена и настоятелем в Нефшатель-ан-Брей.[760] Мы позволим себе утверждать, что Паркье, будучи королевским нотариусом, оказывал различные услуги преимущественно Мариньи, хотя и не был его человеком. До того, как в 1310 г. он стал нотариусом короля, он служил папским нотариусом в Руане, и именно он 23 октября 1309 г. в Руане составил брачный контракт Изабель де Мариньи;[761] вполне возможно, что карьерный рост Паркье, который некоторое время спустя поступил на службу к королю, был некоторым образом связан с ростом благополучия Мариньи. Под брачным контрактом Изабель де Мариньи стояла также подпись Гильома де Ри, который был родом из деревни, где ректором являлся Жерве дю Бю. При этом нужно заметить, что Гильом де Ри начиная с 1310 г. по распоряжению Мариньи составил девять актов.

Мы уже говорили о том, что Мариньи очень рано начал заниматься большим числом вопросов, связанных с королевским доменом. Так, вполне логично, хотя и довольно быстро, произошло расширение его камергерских полномочий: из королевской Палаты он перешел к руководству отелем; домен представлял собой переходный пункт к управлению финансами королевства, являясь их частью. Именно камергерские полномочия помогли Мариньи найти способ проникновения в сферу домениальных вопросов: речь идет о королевских милостях. С 1307 г. Мариньи приказал выдать королевскую грамоту на выплату ренты из государственной казны, в данном случае 600 турских ливров, мэтру арбалетчиков Тибо де Шепуа, доверенному лицу Карла де Валуа, в обмен на предоставление равнозначной ренты из казны города Удена шателену Гента;[762] в январе 1308 г. он распорядился заверить факт предоставления 2000 турских ливров ренты Карлу де Валуа,[763] причем эту ренту в октябре 1314 г. он приказал взимать с бальяжей Амьена и Вермандуа.[764]

Более не возвращаясь к теме даров, сделанных служащим отеля, упомянем несколько случаев предоставления ренты, которые имели отношение как к казне, опустошая ее, так и к домену, с которого она выплачивалась. – Мариньи добился официального оформления подобных выплат для различных аббатств: 300 парижских ливров ренты аббатству Пресвятой Богоматери в Булонь-сюр-Мер,[765] 100 парижских су ренты для аббатства Ла Круа-Сен-Лефруа с тем, чтобы, монахи могли распоряжаться этими доходами по своему усмотрению;[766] 100 ливров ренты были предоставлены королем Бек-Эллуэну в процессе обмена;[767] для королевских служащих: 50 ливров ренты Филиппу де Грандуэ[768] и еще одна рента Николя де Понт-Одемеру.[769] Кроме того, иногда Мариньи распоряжался не только предоставлять кому-либо ренту с части королевского домена, но и передавать домениальное имущество в дар. Получатели этого дара ничем не отличались от тех, кто получал ренту: один из конфискованных в пользу домена домов был передан монахиням Немура;[770] имущество Мишеля Пуатевинца, попавшее во владения короля, перешло к Николя д'Эрменонвилю, королевскому казначею в Тулузе;[771] конфискованную у Ангеррана Бека землю – по приговору, к которому имел отношение и Мариньи, поскольку именно он составил прошение о помиловании упомянутого Бека, содержавшее в себе также приказ о конфискации имущества этого беглеца,[772] – спустя десять месяцев отдали во владение Урри Германцу;[773] фьеф в Безевилле, который передали королю в уплату штрафа, достался казначею Гильому дю Буа.[774]