Следовательно, современные авторы совершенно безосновательно обвинили Мариньи в том, что он подделывал деньги, изымал выручку у иностранных торговцев[820] и насаждал политику изменения монетного курса, забывая, что эти злоупотребления практиковались с давних пор. Нетрудно заметить, что проведение этой политики вызвало не инфляцию, а финансовое оздоровление, правда установившееся не сразу и непрочное. Участие Мариньи в проведении этой политики не имело особого значения, к тому же его влияние на ситуацию могло проявиться лишь ближе к концу описываемого нами правления, когда цена денег стала увеличиваться.

Теперь мы должны обратиться к рассмотрению вопросов исключительно финансового толка, оставаясь на этот раз в рамках строгой хронологической последовательности. Для начала мы познакомимся с деятельностью Мариньи, выражавшейся в мероприятиях местного или частного значения, проводя параллель с основной на тот момент политикой, претворением в жизнь которой Ангерран еще не руководил, но в которой уже участвовал. В июле 1310 г. он добился вручения хартии «de non-prejudice»[821] вассалам графства Алансонского, которые передали в казну по случаю бракосочетания Изабеллы Французской излишек, полученный от сбора эд, хотя, согласно традиции, могли оставить его себе;[822] восемнадцать грамот подобного содержания, вероятно, составленных по приказу Мариньи, в октябре предыдущего года получили нормандцы.[823] В сентябре 1310 г. он выступил в качестве посредника между королем и ломбардцем Николем Ги, братом и наследником Биша и Муша Ги (Биччо и Мушьятто Гвиди): Ангерран откупил у него каждый двадцать первый денье со всех денье, составляющих ливр, то есть право на получение 0,019 % с прибыли – этот процент ломбардцы, торговавшие на ярмарках Шампани, Нима и провинции Нарбонн, должны были выплачивать королю, который передал эту привилегию Бишу и Мушу; Мариньи уступил право собирать этот процент королю, получив от него взамен ренту в 600 турских ливров из казны:[824] это не только юридический документ, подтверждающий выгоду короля от этой сделки, это также и финансовая операция личного характера, но подробности ее проведения говорят об активности и компетентности Мариньи.[825] Ангерран, безусловно, провел не одну подобную операцию, чтобы перегруппировать или увеличить доходы короля; об этом мы уже говорили в предыдущей главе. Равным образом он занимался вопросами отмены мер наказания, которые имели какое-либо значение для финансов государства, как, например, уменьшение вполовину штрафа в 10000 ливров, наложенного на город Ажен за преступление в церкви Сен-Капре.[826]

В 1305 г. Ангеррана, только что ставшего камергером, отправили на пасхальную сессию Палаты Шахматной доски в Руан. Сессия проходила в течение недели, с 18 по 24 апреля 1305 г. Все мэтры были писцами или рыцарями короля: Жан де Даммартен, Санc де Шармуа, Пьер де Шамбли, Ангерран де Мариньи, Гильом д'Аркур: среди них не было ни принцев, ни крупных феодалов. Из счета бальяжей 1305 г. нам стало известно, что сумма, выделенная им на дорожные и бытовые расходы,[827] составляла 541 турский ливр 19 су.[828]

Весьма вероятно, что Мариньи присутствовал на пасхальной сессии Палаты Шахматной доски 1306 г., но в нашем распоряжении нет никаких относящихся к этому событию документов.[829] Но, поскольку архиепископ Руанский 21 апреля 1306 г. дал свое подтверждение совершенному Мариньи обмену, вполне возможно, что Ангерран находился в Руане в начале этого месяца.[830]

Напротив, о заседании Палаты Шахматной доски 1307 г. у нас достаточно сведений. После четырех недель работы 26 апреля был издан ордонанс;[831] на этот раз перед именами рыцарей и мэтров счетов фигурируют также имена важных персон: Жиль Асцелин, архиепископ Нарбоннский, Ги де Сен-Поль, Пьер де Шамбли, Ангерран де Мариньи, Гильом д'Аркур, Матье де Три, казначей Тампля, то есть, несомненно, Гильом де Анже, Жан де Даммартен, Санс де Шармуа, Реньо Барбу и Жан де Сен-Жюст.[832] После проверки счетов были приняты решения разного рода, например, о том, что на последующие заседания Палаты Шахматной доски на Пасху и на праздник Святого Михаила бальи должны были представлять для отчета свои счета, а также об аренде откупов с королевского домена, для которого требовалось поручительство.

Можно подумать, что Мариньи начал разбираться в вопросах государственных финансов именно на заседании Палаты Шахматной доски в Руане, куда король, как правило, посылал своих рыцарей вместе с казначеями и мэтрами счетов. Нам не кажется, что присутствие на этом заседании, даже в 1307 г., было столь важным, однако, на наш взгляд, посещение заседаний Палаты Шахматной доски в Руане в 1305 я 1307 гг., а может быть, и позже, сыграло определяющую роль в формировании юного камергера.

Мариньи не имел определенного места в Палате счетов; все должности в этом учреждении были четко распределены. Самое большее, на что он был в тот момент способен, это 25 июня 1310 г сообщить в Палату счетов о необходимости регистрации суммы которую король задолжал Карлу Валуа, то есть 4000 ливров ренты.[833] Но представленный им рапорт отнюдь не считался указом, исходящий от лица, наделенного властью в сфере финансов: Мариньи довольствовался тем, что как обычное частное лицо попросил зарегистрировать документы, являвшиеся для него доверенностями, поскольку Карл Валуа, получив ассигнование 2000 ливров с Гайфонтена, через три дня обменял Гайфонтен на имущество Мариньи в Шампроне.[834]