Анжело по утрам варил кофе, жарил свежевыловленную рыбу. Он учил ее управлять яхтой, часами рассказывал о Сицилии, о том, как учился в церковно-приходской школе и мечтал стать Робинзоном Крузо. Наташа читала ему стихи Пушкина и Блока и пыталась перевести их на французский язык. Получалась белиберда, но ему нравилось. Ему все в ней нравилось.

Три недели счастья. Они понимали друг друга без слов, и ей казалось, что их души и тела слились в одно целое.

Сердце защемило, когда Наташа увидела на горизонте берега своей Родины. Несбыточная мечта превращалась в явь. Сколько горя, слез и испытаний осталось за спиной, и вот тот несравненный миг, ради которого она жила и выносила все невзгоды. Но родной берег предвещал разлуку. Она знала, что должна уйти от человека, который стал для нее самым близким, любимым и родным.

Анжело обнял ее за плечи:

— Ты вернешься?

— Очень хотелось бы. Но здесь мой дом. Я не хочу ничего обещать.

— Понимаю. Теперь в моем расписании будет новый маршрут. Я буду заходить в Новороссийск каждую весну и осень. Буду ждать тебя в местечке Абрау-Дюрсо. Мы созданы друг для друга. Потерять самое дорогое — это же несправедливо!

— Согласна. Только справедливость всегда обходила меня стороной. Попробую ее восстановить, а потом и о счастье можно подумать.

— Конечно. Я ни о чем не хочу тебя расспрашивать. Просто я буду приплывать к этим берегам и ждать.

— Тот, кто очень хочет, тот своего добивается.

Они долго молчали, потом Наташа спросила:

— Как мне попасть на берег?

— Только с аквалангом. Близко подходить мне нельзя. Нам ничего не сделают, просто потребуют выйти из территориальных вод России. У нас нет визы. Но при хорошем ветре ни один катер за нами не угонится, а по части крутых виражей им и вовсе не подойти к нам. Увернемся. Подойдем поближе, тогда нырнешь.

— Если мне память не изменяет, у нас в запасе есть «Мадам Клико»? Я ничего не имею против шампанского. А ты?

Они отправились в каюту и устроили пирушку. Вечер был наполнен смехом, весельем и дурачествами. Оба вели себя как дети, им было хорошо.

Солнечное утро для Анжело стало серым и печальным. Когда он проснулся, Натали на яхте уже не было. Он знал, что это должно случиться, но не думал, что будет так. Словно оборвался кровеносный сосуд — резко, сразу. Стало очень больно.

На столике рядом с опустевшей бутылкой из-под шампанского лежал бриллиант «Синеглазая Афродита».

Три дня Наташа никуда не могла уехать, сидела на берегу и смотрела на одинокую яхту в море. Там она оставила свое счастье. На четвертый день паруса вздулись, и белый парусник унес в море огромный кусок ее сердца.

На этот раз она не проронила ни слезинки.

1

Ни один иностранный турист, ни один петербуржец или гость северной столицы не гулял так подолгу по городу и не останавливался возле каждого дома, чтобы пристально и подолгу разглядывать вековые камни, карнизы и окна. Странная женщина гуляла по городу и улыбалась прохожим. Они ей нравились уже потому, что говорили по-русски и вряд ли страдали от того, что в их кошельках нет лишнего миллиона долларов. Свободные от предрассудков, чрезмерных амбиций и алчности, петербуржцы, не избалованные роскошью, занимались своими повседневными делами, радовались вовремя выплаченной зарплате, добрым ласкам любимых и вовремя возвращенным долгам.

Наташа присаживалась в открытых кафе, ела мороженое, пила Советское шампанское и млела от удовольствия. Она мечтала об этом мгновении долгие годы, как о чем-то несбыточном.

Прогулка длилась с шести утра, когда она сошла с поезда, и продолжалась до пяти вечера, пока ноги сами не привели ее на улицу Достоевского. Это случилось против воли, на уровне подсознания. Значит, так надо. Наташа нашла дом под номером четыре, вошла в парадное. Квартира двадцать семь была на третьем этаже. Она позвонила. Дверь открыла молодая женщина, ровесница Наташи. Из кухни доносились приятные запахи готовящейся еды. Хозяйка вытерла руки о фартук и спросила:

— Вы к нам?

— Скорее всего, нет. Здесь когда-то жила Мария Алексеевна Самойлова. С двумя ребятишками дошкольного возраста.

— Вы, вероятно, давно здесь не были. Мы живем в этой квартире три года. Купили ее через агентство недвижимости. Кто был ее владельцем раньше, я не знаю. Мы имели дело с менеджерами.

— В каком агентстве, не помните? Вы извините, просто я ищу свою подругу.

— Кажется, «Феникс». На Литейном проспекте. Претензий мы к ним не имеем. Оформили быстро, без проволочек, и цена вполне приемлемая. Мы довольны.

— Спасибо. Извините за беспокойство. — Ой, кажется, горит!

Девушка побежала на кухню. Наташа сама закрыла дверь и позвонила в квартиру напротив. На этот раз ей открыла пожилая женщина. Лицо исполосовано морщинами, глубоко посаженные добрые серые глаза. Одета в черное платье с кружевным белым воротничком. Истинный образчик старой петербургской интеллигенции.

— Извините за беспокойство и за фамильярность, ваше отчество Кузьминична?

— Совершенно верно. Меня зовут Зинаида Кузьминична.

— Я подруга Маши Самойловой. Она жила когда-то в квартире напротив.

— Бог мой! Какое счастье! Заходите, милочка, милости прошу. Как я рада!

Старушка была так взволнована, что заметалась, не зная, куда провести гостью. Наконец они вошли в просторную комнату, заставленную старой мебелью из темного дерева с резными дверцами и карнизами. Наташу усадили в кресло, вероятно в хозяйское, сама старушка села на стул с высокой готической спинкой.

— Хотите чаю?

— Спасибо. Не беспокойтесь. Я только что пообедала.

— Ну как там Маша?

— Вы ее давно не видели? — вопросом на вопрос ответила Наташа.

— Больше трех лет. Она уехала с мужем в Израиль и не вернулась. Могу сказать точно: она улетела двенадцатого октября девяносто девятого года.

— Улетела с мужем? Понимаю. Мы с Машей познакомились в самолете. Я тоже летела в Израиль по трудовому соглашению. Обещала к ней зайти, как только вернусь. Маша собиралась жить в России.

— Да. И мне она так говорила. Я очень удивилась, что Маша осталась в Израиле. Даже не поверила этому. Я очень хорошо ее знала. А потом, у них дача под Пушкином, хороший участок, Маша великолепный садовод и огородник. Одних огурцов на зиму закатывала три десятка банок, варила варенье, сама облепиховое масло научилась делать. И дети все лето были на свежем воздухе.

— А как вы узнали, что она там осталась?

— Мужа ее случайно встретила, Марка. Полное имя Марк Григорьевич, если мне не изменяет память. Я выходила из своей квартиры, а он из Машиной, с двумя господами из агентства по недвижимости. Увидев меня, он немного растерялся. Я его спросила, где Маша. Он мне ответил, что Маша с детьми осталась в Израиле. Его родители купили им дом, и они будут жить там, а он приехал в Россию продать ее квартиру. Они поженились, и у них все хорошо.