Варяжко его не заметил – думал о своем. Вспоминал Настену и, казалось, даже слышал ее голос… Из-за друга потерял он свою любовь…

Отгоняя дурные мысли, нарочитый тряхнул головой. Нет, Рамин здесь был ни при чем. Он сам сговаривался с боярами убить Выродка – сам копал себе яму.

Очнувшись от последних слов Рамина, он горько усмехнулся:

– Верно. Не до смеху мне нынче.

– Ее забыть не можешь? – Рамин понурился и, сосредоточенно уперев взгляд в свои сапоги, выдавил: – Поверь, кабы я знал, что своими словами жизнь тебе изувечу – вовек бы имени Выродка не сказал!

– Нет в этом твоей вины, Рамин. Моя вина. Я ее брата убил.

Сотник оторвался от созерцания своих сапог, удивленно уставился на Варяжко:

– Ты? Значит, правда то, о чем меж людьми поговаривают, будто кто-то втихаря прикончил ублюдка?

– Правда.

Рамин поглядел на Варяжко, а затем, покачав головой, твердо сказал:

– Ты сам на такое не решился бы – надоумил тебя кто-то!

– И это верно.

– Блуд?

– А этого я тебе не скажу. – Варяжко отвернулся. – И хватит о пустом молоть – что сделано, не воротишь. Ты и без того многое знаешь. Приедет Ярополк – пойди поклонись ему в ноги и скажи, кто Выродка убил, только меня больше ни о чем не расспрашивай!

Варяжко и впрямь было безразлично, узнает о случившемся князь или нет. После отъезда Настены жизнь для него перестала иметь значение.

– Ты меня не бесчести! – обиделся Рамин. – Ты мне друг, а я друзей под секущий меч не подставляю!

– Ладно, не бушуй, – смягчился Варяжко. – Скажи лучше, не слыхал ли ты о такой болезни, которая здоровую лошадь с ног валит и за ночь ее в падаль превращает?

Старый сотник нахмурился:

– А что, была такая напасть?

– Чуть раньше твоего прихода баба прибегала, – недовольно буркнул Варяжко и пожаловался: – Во всем Настену винила…

– Дура! – рявкнул Рамин. – Небось, кабы осталась Настена в Киеве, так эта же баба к ней первой за советом пошла бы!

– Так-то оно так, только нынче Настена далеко, а беда близко… – вздохнул нарочитый.

Он уже перестал сердиться на жалобщицу. Хуже было, что не сумел ее задобрить, – теперь со зла понесет слухи и сплетни по всему Киеву. Те, кто любил Настену, не поверят, а остальные могут шум поднять, потребовать, чтобы привели знахарей – спасать скотину от ворожейных уроков. А то еще начнут по старинке тереть избы золой из семи печей. Ярополк вернется – Киева не признает…

За дверьми гулко затопали, раздались громкие голоса. Насторожившись, Рамин прижался спиной к дверной притолке, потянул из ножен меч. Глядя на него, Варяжко усмехнулся. В княжьем тереме сотнику было некого опасаться, но старые привычки давали о себе знать. И не поверишь, что совсем недавно этот молодцеватый, сухой старик говорил с тенями и призраками! Хотя Настена в них тоже верила…

Дверь с треском распахнулась, и тут же меч сотника взлетел над головами вломившихся в клеть дружинников. Воины растерянно завертели раскрасневшимися, потными рожами. Среди них – здоровенных, разряженных в казенные порты – Варяжко заметил невысокого, просто одетого паренька.

– Что шум подняли? – спросил Варяжко.

– Этот шельмец прямо под ногами проскочил и припустил зайцем по всем хоромам, тебя сыскивая! – наперебой завопили воины.

– Тихо! – Варяжко махнул рукой, и Рамин разочарованно ткнул острие меча в пол.

Парнишка молча стоял, исподлобья глядя на Варяжко.

– Так чего рвался ко мне, молодец? – поинтересовался нарочитый.

– Ты тут за князя, покуда он не вернулся? – спросил паренек.

– Я, – ответил Варяжко и, понимая, что этот малый неспроста так к нему рвался, приказал стражникам: – С гостем сам разберусь, а вы ступайте.

Воины выскользнули из клети. Рамин последовал было за ними, но нарочитый указал ему на скамью.

– Мы из древлянских земель пришли, – заговорил мальчишка. – Нас беда привела.

Варяжко нахмурился, отмечая, как дернулась морщинистая шея Рамина. Неприятностей хватало и без древлян.

– В чем дело? – спросил коротко.

– У нас в лесах нежить завелась, – начал было паренек, но осекся и, обернувшись на засопевшего сотника, смущенно повторил: – Да, нежить завелась…

Варяжко устало положил ладони на лоб, стиснул их, пытаясь понять слова паренька. Слишком часто за последнее время он слышал о нежитях. Ладно от Рамина – тот болен был, может, и мерещилось ему в бреду всякое. Настена тоже тяжко хворала, когда ей примерещился Блазень, но этот мальчишка говорил всерьез – неспроста ведь подался в Киев за помощью…

– С тобой кто-нибудь пришел или ты один? – отрываясь от раздумий, спросил нарочитый. Он предпочитал говорить со взрослыми, тем более что паренек рассказывал о чем-то серьезном.

– Мамка пришла, – признался тот. – Со стрыем. – Зови стрыя!

Мальчишка исчез, а через мгновение в дверь робко протиснулся здоровяк лет двадцати от роду, с потешным круглым лицом и удивленно-испуганными голубыми глазами. Увидев нарочитого, он поспешно стянул шапку и, пряча глаза, забормотал:

– Будь здрав, нарочитый, многие тебе лета, удачи тебе и благополучия…

– И тебе удачи, – перебил его Варяжко. Растерянность впервые попавшего в княжьи хоромы лапотника была понятна, но нарочитый хотел услышать главное – из-за какой напасти тот пустился в столь долгий путь? Поэтому, не давая парню очухаться, быстро спросил: – В чем ваша беда?

– Да тут… Вот… Так… – заикаясь, забормотал здоровяк. Из-за его спины выглянул уже виденный Варяжко парнишка и, перебивая смущенного родича, вставил:

– Я лучше мамку позову, она все объяснит. Стрый говорить не горазд, мы его с собой только для защиты брали. В одиночку нынче бродить опасно.

Заметив на губах Рамина улыбку, Варяжко шумно вздохнул:

– Зови мамку.

Оказавшийся невероятно шустрым паренек в мгновение ока выскочил и вернулся, приведя с собой пухлую невысокую женщину в поношенном зипуне и простой кике под вышитым платком. В отличие от здоровяка-родича, оглядывая княжье жилище, она с интересом крутила головой и, едва кивнув сидящему в углу Рамину, обернулась к Варяжко и тут же принялась за рассказ:

– Беда у нас, нарочитый. Явился к нам четыре дня тому нежить в человеческом облике. Ввалился в избу, принялся о хворой жене сказывать и просить пшеничных колосьев, будто бы для ее лечения. Муж мой, Антип, стал выпытывать, кто он и откуда. Нежить тот сперва смутился, а потом выдавил – я, мол, из лесного печища. Антип ему не поверил – отродясь в наших краях лесных печищ не было, но просьбу его уважил – дал ему колосьев и к жене его сходить пообещался. Отправился колосья давать – и пропал. А спустя два дня нашли его в лесу мертвого, с перерезанным горлом.