Зрители на трибунах зашумели сильнее, и от их криков у Джерри пополз по спине холодок. «Давай, давай!» — вопили они.

И тут Картер совершил роковую оплошность. Он взял у Оби следующий листочек и сразу, без паузы, прочел вслух то, что было на нем написано. «Янза, прямой в пах». Как только эти слова сорвались с его губ, Картер понял, что они упустили из виду при подготовке матча. Они не предупредили зрителей о недопустимости запрещенных ударов — а в школе всегда найдется умник, готовый добыть приз хоть бы и самым подлым способом.

Услышав Картера, Янза тут же замахнулся, целя Джерри в область таза. Джерри увидел летящий на него кулак. Он поднял руки в перчатках и недоуменно глянул на Картера, чувствуя, что произошла какая-то ошибка. Кулак Янзы врезался в низ его живота, но Джерри слегка подался назад, смягчив удар.

Зрители не поняли, что случилось. Большинство из них вообще не слышало команды Картера о запрещенном ударе. Они видели только, что Джерри попытался уклониться, а это было против правил. «Убей его. Янза!» — послышался чей-то голос.

Янза тоже растерялся, но только на мгновение. Черт возьми, он следовал инструкциям, а этот Рено, паршивый трус, взял и нарушил правила! Ну и пошли они тогда, эти правила! В приступе ярости Янза принялся молотить Рено куда попало — по голове, по лицу, пару раз в живот. Картер отступил к дальнему краю арены. Оби и вовсе сбежал, поняв, что дело пахнет керосином. Где же Арчи, черт бы его подрал? Картер его не видел.

Джерри, как мог, старался выстроить оборону против кулаков Янзы, но это было невозможно. Янза был слишком силен и слишком быстр, действовал чисто на уровне инстинкта, охваченный жаждой убийства. В конце концов Джерри просто закрыл перчатками лицо и голову, терпеливо перенося сыплющиеся на него удары, но вместе с тем дожидаясь удобного момента. Толпа на трибунах бурлила — кричала, свистела, подзуживая Янзу.

Ударить Янзу еще только один раз — вот чего хотел Джерри. Съежившись под его натиском, он выжидал. Что-то было не так с его челюстью, слишком уж сильно она болела, но Джерри не обращал на это внимания. Главное — достать Янзу, повторить тот первый чудесный удар. На нем самом уже не осталось живого места, и шум толпы внезапно усилился, точно кто-то повернул регулятор гигантского магнитофона.

Эмиль начал уставать. Этот гад все не падал. Он отвел руку назад, медля, выискивая уязвимое место, чтобы нанести последний, решающий удар. И тут Джерри поймал долгожданную возможность. Борясь с болью и тошнотой, он увидел, что грудь и живот Янзы не защищены. И ударил — и снова получилось чудесно. Вся сила его решимости и жажда мщения, вложенные в удар, застали Янзу врасплох и вывели его из равновесия. Он качнулся назад, и его лицо исказила гримаса удивления и боли.

Когда Джерри увидел, как Янза шатается на слабых, подгибающихся ногах, в нем взметнулось ликование. Он обернулся к зрителям, ища — чего? Аплодисментов? Но они свистели. Освистывали его. Тряся головой, пытаясь прийти в чувство, щурясь, он разглядел в толпе Арчи — довольного, ухмыляющегося. И на Джерри накатила новая волна тошноты, вызванная осознанием того, кем он стал — таким же зверем, таким же скотом, еще одним безжалостным агрессором в безжалостном мире, вредителем, который не тревожит вселенную, а разрушает ее. Он позволил Арчи сделать это с собой.

А эти зрители, на которых он хотел произвести впечатление? Неужели он всерьез надеялся доказать им свою правоту? Какая чушь — они же хотят, чтобы он проиграл, чтобы его здесь прикончили!

Кулак Янзы врезался ему в висок, чуть не отправив в нокдаун. Другой кулак утонул у него в животе. Он инстинктивно схватился за живот и тут же получил два ошеломляющих удара в лицо — левый глаз точно расплющило, раздавило вместе со зрачком. Его тело загудело от боли.

Объятый ужасом, Стручок считал удары, которые Янза обрушивал на своего беззащитного оппонента. Пятнадцать, шестнадцать. Он вскочил на ноги. Остановите его, остановите! Но никто не слышал. Его голос потерялся в оглушительной лавине чужих воплей, голосов, требующих убийства — у-бей, у-бей… Стручок беспомощно смотрел, как Джерри наконец опустился на ринг, весь в крови, опухший, ловя воздух открытым ртом, уже не в силах даже сфокусировать взгляд. На мгновение его тело напряглось, как у раненого животного, и он рухнул, точно сброшенная с крюка туша в мясницкой лавке.

И свет погас.

* * *

Оби знал, что никогда не забудет этого лица.

За минуту до того, как потухли прожекторы, он не выдержал и отвернулся от арены. Он больше не мог смотреть, как Янза избивает этого беднягу Рено. Его всегда мутило от одного вида крови.

Направив взгляд мимо трибун, он остановил его на небольшом холме поблизости от спортивного поля. Вернее, это был огромный валун, вросший в землю и частично покрытый мхом, а также исписанный разными непристойностями, которые приходилось соскабливать почти ежедневно.

Сначала Оби безотчетно уловил там какое-то движение. И лишь потом увидел лицо брата Леона. Леон стоял на вершине холма в накинутом на плечи черном плаще. В отраженном свете прожекторов его лицо блестело, как монета. Вот сволочь, подумал Оби. Я спорить готов, что он был там все время — стоял и смотрел.

Лицо исчезло, когда наступила тьма.

* * *

Тьма была густой и внезапной.

Будто кто-то посадил на трибуны, арену, все поле гигантскую чернильную кляксу.

Будто весь мир вдруг стерли, опустошили.

Черт бы их взял, думал Арчи, медленно пробираясь от трибун к маленькой подстанции, где находились электрощитки.

Он споткнулся, упал и с трудом поднялся на ноги.

Кто-то проскользнул мимо него. С трибун доносился громкий шум, зрители кричали и ругались, протискиваясь между скамьями к проходам. Темноту разрывали маленькие вспышки — это загорались спички и зажигалки.

Кретины, подумал Арчи, какие же все кретины. Он единственный сохранил присутствие духа настолько, что догадался пойти на подстанцию — а где еще искать причину отключения электричества?

Споткнувшись о чье-то упавшее тело, Арчи свернул к домику и побрел дальше, вытянув вперед руки. Когда он добрался до двери, свет вспыхнул опять, ослепительный с непривычки. Одурело моргая, Арчи распахнул дверь и наткнулся на брата Жака. Его рука лежала на выключателе.

— Милости прошу, Арчи. Я полагаю, ты все это устроил, не так ли? — Голос учителя был холоден, но в нем сквозило откровенное презрение.

— Джерри.

Сырая тьма. Странно — тьма не может быть сырой. Но эта была. Как кровь.

— Джерри.

Но кровь не черная. Она красная. А его окружала чернота.

— Очнись, Джерри.

Очнуться? Зачем? Ему было хорошо здесь, в темноте — влажной, теплой, сырой.

— Эй, Джерри.

Голоса за окном, зовут. Закройте окно, закройте. Пусть их будет не слышно.