возразить не посмела. Вид у Романа был хмурый, точь-в-точь, как в тот вечер, когда он узнал, что Николай Андреевич подарил мне Наташин платок.

Фильм мы смотрели молча и сидели друг от друга на пионерском расстоянии. Как чужие. Я даже руку на его подлокотник положить боялась и только иногда бросала тревожные взгляды, вжавшись в спинку кресла.

Роман не посмотрел на меня ни разу. Казалось, он был полностью поглощён кино, в котором рассказывалось о похитителе картин, ставшем в итоге агентом ФБР, но, когда мы вышли из зала, не смог назвать ни одного момента, более или менее ему понравившегося.

– Что это был за человек?

– Константин Симонов.

– Тот, что написал стихотворение «Жди меня, и я вернусь»? – пошутила я, но Роман на мои слова никак не отреагировал.

– Друг детства и юности. Его родители жили на одной площадке с моей матерью.

– А теперь?

– А теперь у него своя фирма и двухэтажный дом за городом.

Пристегнув ремень безопасности, я почесала нос и выглянула в окно. На улице было темно и холодно. Снег почти полностью растаял, но тропинки, не покрытые асфальтом, всё ещё кишели грязью.

Облизав пересохшие губы, я посмотрела на затылок Романа и расстегнула верхнюю пуговицу пальто. Внезапно вспыхнувшая в сознании мысль пронзила меня как молния. А ведь я почти ничего не знаю о нём. Да, врач. Да работает в «пятой». Да, вдовец. Родился в ноябре. Тридцать девять лет. Из родителей только мать, и жизнью монаха до встречи со мной не жил. И… А вот на этом пожалуй всё. Есть ли у него друзья? Кто они? И что за сестрёнка из Москвы? Я так долго пытала его насчёт прошлых женщин, но даже не потрудилась спросить о более важных и простых вещах.

– И что сказал этот Константин Симонов?

– То, что мы оба с тобой и так знаем. Ты пониже ростом и помладше раза в два*.

Продолжать начатый разговор дальше я не стала. Роман выглядел сердитым, и мне меньше всего хотелось попасть ему под горячую руку.

– Тебе есть чем заняться? – спросил он, как только мы оказались дома.

Я недоумённо хлопнула ресницами.

– Уроки, контрольные твоих лодырей-однокашников, обед на завтра?

– Ну, в этом смысле мне всегда есть чем заняться.

– Ну, и хорошо. – Роман скинул куртку и, повесив её на крючок, прошёл в ванную и тщательно вымыл руки. Так, словно готовился к операции либо хотел смыть с себя что-то въевшееся и неприятное – Мне надо сегодня поработать.

– Поработать? – Я взглянула на часы. Большая стрелка указывала на число «одиннадцать», и от этого мне стало страшно. Вдруг он сейчас сорвётся и уедет в свою больницу.

– Хочу закончить одну статью. Высшая категория сама себя не подтвердит.

Я кивнула и, отдав ему ноутбук, ушла к себе, но спустя час вернулась обратно. Ни одной строчки за это время в его статье не прибавилось. Роман сидел на диване и тёр переносицу. Глаза его были закрыты, а кожа между бровями по цвету могла переплюнуть даже самый яркий гранат. Опустившись рядом, я убрала ноутбук и обняла его за плечи.

– Ты думала о том, что будет через пять или десять лет?

Его вопрос прозвучал глухо. Я сглотнула и помотала головой.

– Нет. Но, надеюсь, что к тридцати у меня будет работа в какой-нибудь приличной фирме и зарплата тысяч так в двести.

Он улыбнулся. Чисто технически. Губами. Глаза же оставил серьёзными.

– А с нами? У меня появятся седые волосы, а морщин станет ещё больше, чем сейчас. Через пять-десять лет мы будем выглядеть, как отец с дочерью.

– Я уже говорила: мне это неважно.

– А что скажет твоя мать?

– Моя мать скажет очень много, но у неё сложный характер. Она в любом случае найдёт к чему придраться.

– А твои подруги? Я сегодня впервые заметил, как на нас смотрят. Особенно на тебя. С жалостью и осуждением. Поэтому, может, пока мы не очень сильно друг к другу привязались…

Приложив палец к его губам, я не позволила ему закончить.

– Не знаю, как ты, а я уже очень сильно к тебе привязалась. А ещё мне не привыкать слушать сплетни. Обо мне много болтали и будут болтать. Как меня только не называли: и волком в овечьей шкуре, и лгуньей, и человеком, который гнобит всех без разбора… Ты знаешь, что меня выгнали из общежития за аморальное поведение? Я именно поэтому к Николаю Андреевичу и пришла. Он тебе не рассказывал?

– Тебя за аморальное поведение? – На этот раз Роман улыбнулся и глазами тоже.

– Не веришь? А вот все остальные поверили и перестали со мной общаться. Одна только Вера и осталась. – Вспоминать прошлое было по-прежнему больно, но сейчас я, по крайней мере, могла рассказывать о нём без слёз. – Какой-то парень разбил окно и, прокричав моё имя на всю улицу, почти влез в общежитие. Это моя соседка по комнате постаралась. Я на неё коменданту нажаловалась, вот она и отомстила.

– Понятно. – Роман приблизил меня к себе и зарылся носом в волосы.

– Но, знаешь, я уже не жалею. Наверное, так надо было, чтобы я нашла тебя. Нашла Николая Андреевича. Если бы мне тогда не было так плохо, сейчас бы не было так хорошо. Всё взаимосвязано.

– Я не за себя переживаю. Мне не девятнадцать. Я многое повидал и просто не хочу, чтобы потом, став старше, ты пожалела.

Вывернувшись из объятий, я положила ему руки на плечи.

– За этим тоже можно наблюдать с разных точек зрения. – И, многозначительно посмотрев на потолок, я придала своему голосу важность Андрея Борисовича Карандышева. – Мне вот уже девятнадцать, а тебе всего тридцать девять.

Громко рассмеявшись, он посадил меня к себе на колени. Этой ночью мы снова уснули в обнимку.

________________________________

* строчка из песни Виктора Королёва «За твою красивую улыбку»

Глава 21

Мне не девятнадцать. Мне гораздо меньше. На год, на два, а может, и на все три. У меня густые, светлые волосы, которые вьются до самой поясницы. Я стою у стены. Рядом за столом сидит Николай Андреевич. Он выглядит бодрее и здоровее, нежели при нашей последней встрече и просит меня подойти к окну. Я не хочу, но подчиняюсь. Я