– Какая петрушка? При чем тут петрушка? А-а, давай дальше. Не тормози.

– Ну, вот с ним только и дружит. Иногда по вечерам после работы он к нему в шестиэтажку заезжает. А сам вообще ни к кому в гости не ходит. Закоренелый домосед.

– Слушай, Ашотик, он вообще какой-то ненормальный, да? С бабами, считай, не трахается. В гости не ходит. Буряк какой-то, правда, да?

– Бирюк, – вставила Алина.

– А я и говорю – бирюк нелюдимый. Ладно, что еще узнала?

– Да больше ничего такого. А что еще нужно?

– Все. Помолчи теперь. Мы тебя послушали. А что там, братик, ты уже с Большим Гургеном говорил?

– Да. Говорил. Он сказал, что своим шестеркам везде, по всему Приморью указание дал этого Мостового со стариком смотреть. Нам бы еще фотографию его достать. Но где? А-а-а, можно же у прокурора попросить? Они же там на этих танцах-шманцах в «Юбилейном» когда-то обязательно фоткались. А-а-а, – опять у прокурора.

– Подожди, братик. Так его же фотка должна в уголовном деле быть. Надо у ментов узнать.

– Так он вроде папку эту к себе забрал? Что-то мне такое говорили.

– Ну, когда мы его за хобот возьмем, тогда об этом и думать будем.

– Хорошо. Давай пока про наши первые дела. Значит, люди у нас везде расставлены. В поселке, в гарнизоне. Где еще?

– Везде. В том поселке на границе, через который дорога за «колючку» идет. Ну, туда, где они два года жили. На вокзале тоже посматривают. И знаешь, Ашот-джан, что я еще подумал? Он же может на этот прииск за Бельдиным полезть? Может ведь, а? По крайней мере, может где-то там близко покрутиться. Надо будет туда на дорогу тоже пост поставить.

– Нет. На дорогу нельзя. Нельзя, чтобы те, с базы, наших людей там видели. А то потом в Москву наябедничают. Гурген Большой нам тогда совсем яйца оторвет. Рядом – можно. Только не на самой дороге. Понял?

– А, хорошо, так и сделаем, – подытожил Самвел. – Слушай, Ашотик, а что мы с тобой все о делах да о делах? Хватит, да? Надо и отдохнуть уже. Давай в сауну девок вызовем? Ты эту новую студентку свою из медучилища уже трахнул?

– Нет еще. Времени не было.

– Так давай сегодня? Сейчас прямо.

– У нее, наверно, сейчас занятия?

– Что там занятия, а? Какие такие занятия? Здесь и проведем ей занятия. Звони, да. И пусть еще одну подружку возьмет. Или две. Две – лучше, – сказал Самвел и, покосившись на Алину, через пару мгновений забулькал от удовольствия: – Ты что это, э-э-э? Ревнуешь, да?

– Да пошел ты, – скуксилась Алина и демонстративно отвернулась.

– А точно ревнует, Ашотик! Мамой клянусь! Она нас с тобой, братик, к этим молодым блядушкам ревнует. А хорошо, да? Люблю, когда ревнует. Ну, вот так всегда с этими бабами: то расстроит совсем, то радует чуть-чуть. И как с ними быть, ума не приложу?

– Ай, Самвельчик, хватит уже, да! – давясь от смеха, закудахтал Ашот, вытирая слезы. – Хватит уже смешить, а то счас лопну.

– Ладно, – набулькавшись вдосталь, благосклонно изрек Самвел, напустив серьезность на лицо, – если ревнуешь, тогда, так и быть, не будем пока звать. Ну, что сидишь? Раздевайся тогда, да? Ты как, Ашотик-джан, будешь-нет?

– А буду… да, – выпучив глаза, загорелся Ашотик, глядя на то, как Алина медленно поднимается со стула и расстегивает юбку.

Мостовой приоткрыл веки. В глазах в первые секунды стоял густой туман. Потом из него вынырнула озабоченная физиономия Сани. Постепенно проявилась, приобрела четкие очертания.

– Ну, ты как? Дышишь? – спросил Славкин. – Вдохни поглубже. Так, чтобы низом живота вроде. На вот, протри морду – сразу полегче станет, – он вложил в руку Мостового мокрую тряпку. – Может, пить хочешь?

– Давай, – облизал пересохшие губы Андрей.

Саня поднес к его рту наполненную водой кружку. Помог напиться.

– Не обиделся?

Андрей молчал.

– И правильно. Не на что тебе, братка, обижаться. Я же только еще раз хотел тебе продемонстрировать, что твои кондиции, старичок, мягко говоря, желают лучшего. Ты ведь пойми – я тебя за эти две-три недели все равно должным образом натаскать не успею. Это – факт. С ним, Андрюха, не поспоришь. Ну, и что нам в таком случае прикажешь делать? А ребята у меня – профессионалы высокого класса. Спецы. Они огонь и воду прошли. И хоть уже по сорокульнику разменяли, а еще любому крепкому качку из десантуры по сто очков форы дадут. Въезжаешь? Да, не буду больше от тебя скрывать. Не только твоя справедливая вендетта, Андрюш, ясный перец, меня на это дело подвязала. Я же сразу, в момент просек, что тут нехило можно бабла настричь. А что, скажешь, ты об этом и совсем не думал?

– Нет. Не думал. У меня, к счастью, другие приоритеты.

– И дурак, ежли так, – усмехнулся Славкин. – Видишь, я уже с тобой тут с расстройства в рифму забубенил. Ни за что не соглашусь, что одно другому помешает. Не знаю, уж как ты, братка, а я так совершенно уверен в том, что гораздо логичнее и дело сделать – отомстить там всем этим твоим паршивым уркаганцам, и при этом, по случаю, себя до конца житухи обеспечить. Тут уж надо, Андрюша, извини, полным идиотом быть, чтобы со мной не согласиться.

– Значит, я идиот и есть. По твоим понятиям.

– М-да. Тяжелый случай. И запущенный, как видно. Но я думаю, что дело еще вполне поправимо… Ладно, старичок, не будем пока с тобой понапрасну яйца мять. На, вот – дымани, и пойдем всем скопом помозгуем, как нам половчее всю эту бодягу провернуть. Способен уже? Ничё?

Мостовой затянулся сигаретой. Откашлялся. Рука еще немного дрожала. И голова на части раскалывалась. «А ведь прав ты был, Иван Семеныч! – с огорчением подумал он. – Как всегда – прав».

Разложив на освобожденном от остатков обеда столе здоровенную – два на два – армейскую склейку-пятидесятку, склонились над ней вчетвером.

– Ну, вот она – Игра, – показал Краев. – Вот – Отрадное. Куда примерно вы на лодке тогда дошли?

– Примерно… вот сюда, – неуверенно показал пальцем Мостовой. – Да, где-то в этом районе. Вот здесь – кривун еще – под скалою. Да, скорее всего сюда мы и дошли. Ты как, Иван Семеныч?

– Да, Андрюша, – согласился Крайнов, – примерно вот здесь мы с тобой на берег и шлындали, когда, значит, злыдень этот моего Акаюшку с карабина подстрелил.

– Это где-то… около четырех километров от поселка, – включился в обсуждение Славкин.

– Зачем гадать? – сказал Краев. Повел курвиметром по листу, старательно проходя каждый речной извив. – Четыре двести пятьдесят. Но нам, как я понимаю, это пока ничего не дает? Так, Андрей? Этот же зек тебе не сказал точно – сколько еще до места вверх по реке идти?

– Нет. Точно не сказал. Упомянул только, что от места высадки на берег еще около двух-трех километров пешком по тайге. Да и вообще. Все это шито белыми нитками. Он ведь мог мне и полную галиматью навесить? Соврал же, что туда никакой дороги нет.