class="p1">Когда их новой соседке по палате ввели лекарства, санитары удалились из палаты. Девушка лежала на кровати, поджав под себя коленки, и тихо скулила. Ее подушка напрочь пропиталась слезами. Эмме как никогда хотелось помочь ей или поддержать, но она находилась в невменяемом состоянии. Через несколько минут в комнату вернулись санитары с веревками.

Ханна вдруг резко поднялась с кровати и закричала:

— У вас что, нет нормальных ремней для таких целей? — возмутилась она. — К чему это, привязывать бедную девушку, словно животное? — она со злобой смотрела на санитаров, которые никак не ожидали от нее такого заявления. — Это несправедливо! — Ханна одарила их непонимающим взглядом. Она выглядела так, словно ее предали.

— Это уже не вам решать, — холодно ответил один из них, привязывая девушку веревками к кровати, чтобы она не бушевала. — Фиксация больных вас никак не касается, — злобно зашипел тот. — Еще одно ваше слово, и я накачаю вас психотропными препаратами до такой степени, — сделал паузу он, — что вы родную мать не узнаете.

С этими словами санитары вышли из палаты. Снова стало тихо. Ханна понурила голову и прилегла на кровать. Новая соседка уже полностью успокоилась — теперь она просто лежала на кровати, смотря в потолок. В этот момент Эмма с горечью осознала страшную истину. Умереть — не страшно, страшнее — потерять свою свободу и стать безвольным овощем, привязанным веревками к кровати.

Глава 9. План

Наступило утро. В палате было тихо, но никто уже не спал. В коридоре слышался шум — медсестры делали обход. Спустя некоторое время к ним в палату вошли санитары.

— Доброе утро, — поздоровалась молоденькая санитарка, пройдя внутрь комнаты. Она обратила внимание на их новую соседку по комнате, которая неподвижно лежала на кровати.

— Эй, Сара, — обратилась она к девушке. — Ты меня слышишь? — она дотронулась до нее рукой. Ответа не последовало.

— Кто ей вчера колол транквилизаторы? — недовольно спросила она. — У нее все руки в синяках. Другие санитары пожали плечами.

— Она без сознания, — сообщила санитарка. — Эти тупицы опять не рассчитали дозу для пациентов такого возраста, — покачала головой она, отвязывая ее руки. Внезапно Сара зашипела, резко вырываясь из рук санитарки. Она быстро поднялась с кровати, выхватив у одного из санитаров шприц.

— Не подходите! — истерически закричала она. — Иначе получите хорошую дозу транквилизатора!

— Господи, держите ее! — завопила санитарка. Эмма с Ханной переглянулись.

— Сара, пожалуйста, отдай мне шприц, — умиротворенно проговорил один из санитаров. — Мы не хотим тебе зла.

— Вы обязаны отпустить меня, — потребовала девушка, поправляя растрепанные волосы на голове. Ее глаза были жутко покрасневшими, а лицо бледноватым. Она отступила назад, призывая санитаров выпустить ее. Один из парней кинулся к ней, чтобы выхватить шприц, но она громко закричала.

— Я сказала не подходить ко мне! — с безумием рыкнула Сара.

Тогда другая пациентка, которая спала рядом с кроватью Ханны, в считанные секунды подошла со спины и вырвала у нее шприц, подтолкнув к санитарам.

— Не выйти тебе отсюда, — раскатистым смехом залилась сумасшедшая, бросив шприц на пол. Сару снова силой привязали к кровати. Двое держали ее за руки, а трое за ноги. Ногами она пыталась ударить санитаров в живот или же в лицо. Ее снова накачали транквилизаторами, и вскоре она успокоилась.

— Кошмарное утро, по сути, — выдохнула молодая санитарка. — Кто здесь Эмма Холбрук?

— Я, — неуверенно подняла руку Эмма.

— Нам нужно идти на энцефалограмму. Затем, как всегда, в душ и столовую, — оповестила она, жестом велев подняться.

Эмма послушно вышла из палаты. Первое, что она почувствовала — холод. Ей до сих пор не выдали нормальную обувь, и она ходила в тоненьких, дырявых тапочках. В психбольнице с отоплением все было плохо, еще и курящие санитары все время открывали окна. Мороз неприятно холодил стопы, и она чувствовала, как сквозняк гуляет по коридору. В некоторые палаты были открыты двери, она заметила, насколько в плачевном состоянии находились другие комнаты. Они все были обшарпанными, грязными, в то время, как у врачей кабинеты чистенькие, с обоями и коврами, картинами на стенах. Санитары ходили важные по коридорам, с капельницами и шприцами в руках, или с ключами в кармане — и им казалось, что весь мир был им подвластен, когда ключи от палат мелодично звякали в кармане.

Они вошли в маленький кабинет, где стоял незнакомый ей аппарат.

— Садись, — скомандовал врач, который сидел за рабочим столом, что-то заполняя.

Она послушно села в кресло аппарата, с волнением ожидая следующих действий. Это был среднего размера аппарат с множеством проводов.

— Ваше имя? — спросил врач.

— Эмма Холбрук.

Врач достал чистую карточку пациента и записал туда ее имя.

— Возраст?

— Тридцать, — быстро отвечала Эмма.

— Курите, алкоголь принимаете? — живо спрашивал врач.

— Нет.

— Принимали кофеин перед процедурой? — он поправил очки на переносице.

— Нет, — терпеливо ответила Эмма.

— Хорошо, — нервно выдохнул врач. — Сейчас сидите ровно, я подсоединю вас к аппарату. — Встав, мужчина попросил завязать ее свои волосы или заплести в косу. Затем он надел странный колпак на ее голову с кучей проводов, застегнув его на подбородке.

— Теперь не шевелитесь, — он сел за компьютер, нажимая на какие-то кнопки. — И не волнуйтесь, — посоветовал он.

Эмма покорно сидела на кресле, ожидая окончания обследования. Оно длилось не совсем долго, хотя ей показалось, словно прошла целая вечность. Принтер напечатал несколько листов, на которых были изображены странные линии, словно на кардиограмме. Достав их, врач кинул их на стол, подымаясь со своего рабочего места. Сняв колпак с головы Эммы и отсоединив все провода, он разрешил ей идти в столовую.

— Сейчас я примусь за расшифровку, — ответил он. — А результаты отдам лечащему врачу, — он рукой указал на дверь. — Всего хорошего.

Эмма махнула головой в ответ и быстро удалилась из кабинета. О каком лечащем враче он говорил? У нее был свой врач? Эта психбольница явно не была похожа на те, которые показывали в американских фильмах. Ей казалось, здесь только и могут, что накачивать людей транквилизаторами. Никаких бесед с психологом, лишь уколы, от которых нет живого места, и травмы на всю жизнь.

Ханна встретила ее в женской раздевалке в душе, и вместе они поднимались в столовую.

— Значит, главной фишкой вторника является то, что он считается днем бритья, — Ханна решила рассказать ей о некоторых примечательных вещах этого места, — Выдают одноразовые бритвы, но в душе стоит два надзирателя, чтобы пациенты не изрезали себя и других. С бритвами тут строго, — сообщила она.

— Еще бы, — хмыкнула Эмма. — Убийство может произойти в одну секунду.

— Да, но они специально дают уже