Сойкина, «Общественной помощи»… Книги бросили на московские рынки и улицы «на круг по гривеннику». Проехаться в трамвае стало дороже, чем приобрести том Куприна, рассказы Андреева или роман Арцыбашева… На подклейку, на раскурку, на завертку кондитеры и бакалейщики раскупали тысячи экземпляров, остальные разбирали школьники и обыватели. Редчайшие клавиры опер в немецких изданиях отпускались на вес, старые альбомы, учебники и справочники продавались «с мешка». Возможно, этот период и был концом классической русской литературы и российской словесности. Через месяц книги исчезли точно по волшебству, а через год за том Куприна или Андреева платили червонными рублями» [По ту сторону, 206; действие в 1921–1924].

Эта инфляция старых книг отражена и в «Дьяволиаде» Булгакова: «Во втором отделении на столе было полное собрание сочинений Шеллера-Михайлова, а возле собрания неизвестная пожилая женщина в платке взвешивала на весах сушеную и дурно пахнущую рыбу» [гл. 5; действие в 1921]. Многие старые издания продолжали распродаваться по сниженной цене и долгое время спустя [см. ЗТ 13 //10].

О Салиасе как синониме устарелого вкуса: «Среди пыли десятилетий [герой] находил неожиданные сокровища: романы графа Салиаса, самые что ни на есть исторические романы про «донских гишпанцев», про «московскую чуму», про «орлов екатерининских». Сочинения графа Салиаса, издание Поповича — вот уж, действительно, все несозвучно. Взять и прочесть» [Заяицкий, Баклажаны].

4//7

«Крем Анго», «Титаник». — Эти и аналогичные снадобья много рекламируются в тогдашней прессе: «Крем-пудра Анго против загара и веснушек, исключительно тонка и нежна», «Несмываемая жидкая краска для бровей, ресниц, волос и усов Хна-Басмоль, провизора М. М. Липец» (ср. прозвище провизора Липа в ДС), «Несмываемый грим для глаз Басма-Хенэ, А. Зыков», «Краска для волос по парижскому способу лаборатории Санакс» и т. п. [Ог и КН за 1927].

4//8

…Клоповар — прибор, построенный по принципу самовара, но имеющий внешний вид лейки. — Этот прибор под слегка иным именем описан В. Инбер: «Клопомором называется особый жестяной чайник с дьявольски длинным и тонким носом. Во внутренность чайника кладутся угольки, над угольками вода. В воду вливают жидкость, ядовитую, как анчар. Угли горят, вода кипит, из вышеупомянутого носа, настойчивый, как свисток, вылетает пар. Пар этот проникает всюду, и тогда наступает для клопов паника, животный ужас, вероятно, совещание старшин и, наконец, смерть. Умирают все, даже малолетние дети величиной с полблохи» [Клопомор // В. Инбер, Соловей и роза]. В отделах объявлений в эпоху ДС/ЗТ во множестве значатся «продукты Л. Глика» с красивыми названиями Тараканон, Молин, Клопин, Крысомор, Антипаразит, Арагац («порошок от блох, клопов, тараканов»), а также изделия ленинградского кооператива «Дезинсектор»: Клопомор, Тараканомор, Блохомор и другие [Ог 1925-29].

4//9

— Для окраски есть замечательное средство «Титаник»… Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином. — «И пароход «Титаник», и «радикальный» цвет выкрашенных волос Воробьянинова погибли от воды. Гибели «Титаника» предшествовали заверения экспертов, что такой пароход не может потонуть, а неудачной окраске волос Воробьянинова — заверения аптекаря, что новый цвет волос не пропадет ни при каких обстоятельствах». Параллель продолжается в ДС 7: глава называется «Следы «Титаника»», Ипполит Матвеевич назван «жертвой Титаника» [наблюдения из кн.: Bolen, 70]. Не исключено, что «Титаник» служит в линии Воробьянинова символом обреченности всего предприятия в целом. Аналогичные символические элементы, вкрапленные в начало сюжетной линии, имеются у других протагонистов романа: у Бендера — астролябия, у о. Федора — Везувий [см. ДС 3//10].

5. Великий комбинатор

5//1

В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. — Вход (въезд) героя в место, которое ему предстоит «завоевывать», — популярный зачин. Мы встречаем его в драматических произведениях, где первая сцена развертывается у ворот города и герой одет в дорожное платье, — например, в ряде испанских пьес («Дама-невидимка» Кальдерона, «Живой портрет» Морето и др.) и в пушкинском «Каменном госте» (..Достигли мы ворот Мадрита!); в «Господине де Пурсоньяк» Мольера; в «Турандот» Гоцци («вид на городские ворота в Пекине», через которые входит изгнанник Калаф). Входом (въездом) в город начинаются «Комический роман» Скаррона, «Отверженные» Гюго, «Мистерии» Гамсуна, «Послы» Г. Джеймса, «Мертвые души», «Идиот», «Золотой теленок», многие другие романы, повести и драмы. Обратим внимание на точные указания места (направления) и времени. Они несомненно имеют хождение в качестве вводной фразы романа или главы [ср. хотя бы ДС 1//8].

Название «Старгород», видимо, позаимствовано из «Соборян» Лескова (место действия). «Старгородская мануфактура» на Волге упоминается также в повести Л. Гумилевского «Собачий переулок» (1927).

5//2

За ним бежал беспризорный. — Сотни тысяч бездомных детей на улицах советских городов в эпоху нэпа — результат двух войн, за которыми последовали голод, разруха, эпидемии и массовые передвижения населения. Будучи диким и анархическим элементом, беспризорные в 20-е гг. представляли серьезную социальную проблему. Лишь немногие из них пытались промышлять полезным трудом вроде продажи газет или чистки сапог; большинство жило воровством, грабежом и попрошайничеством, исполняя жалостные песни о своей сиротской доле в вагонах пригородных поездов, нападая хищными стаями на прохожих и уличных торговцев, не останавливаясь иной раз и перед «мокрыми делами». Приютом этим советским гаменам служили разрушенные и недостроенные здания, подвалы, заколоченные на зиму лотерейные будки, полые внутри афишные тумбы, кладбищенские склепы, старые, выведенные из строя вагоны, кочегарки старых паровозов, мусорные ящики, бочки из-под цемента, клоаки и даже крыша Большого театра (в те годы бывшая своего рода эмблемой Москвы, см. ДС 18//2). Источником тепла служил чан с горячим асфальтом или костер, разводимый прямо на улице. Для беспризорников было типично объединение в группы с жесткой дисциплиной и властью вожака («вождя», «старосты»), между которыми шла жестокая уличная борьба. Мафиозные по своей природе, эти банды малолетних практиковали avant la lettre все характерные приемы «рэкета» в отношении нэпманской торговли (например, защиту за деньги от конкурирующих банд). Летом многие из них пускались в путешествия по стране и, подобно саранче, оседали в цветущих курортных районах Юга. Поезда имели множество удобств («features») для беспризорных пассажиров. В товарных поездах они особенно любили ездить «на щуке» (паровозе с буквой «Щ»), устраиваясь на крышах вагонов, на осях и подножках, в подвагонных ящиках и т. п. Рассказывали об их нападениях на деревни. Слухи (вполне обоснованные) о проституции, наркомании, инфекциях, свирепствующих среди беспризорников, наводили страх на публику, и они — «вихрастые, большеголовые, как черти, вымазанные сажей» (А. Н. Толстой) — искусно пользовались этой своей репутацией, вымогая у граждан деньги под угрозой «укусить», «заразить», «напустить» насекомых, «поджечь» («Рупь, или подожгу», «а то укушу», «заражу» и т. п.). О методах террора и шантажа, которым беспризорные подвергали обывателей,