Маркус понимал, почему власти держали такие случаи в секрете. На них наложили табу. Разглашение подобных историй смутило бы умы. Поэтому были учреждены специальные суды, документы носили конфиденциальный характер, и все происходило под покровом строжайшей тайны.

Воздушных мальчиков было трое, всем по десять лет. Их жертвой стал торговый агент, мужчина пятидесяти лет, женатый, отец двоих детей: обычным зимним вечером он ехал по автостраде, возвращаясь домой. Камень, брошенный с виадука, угодил в ветровое стекло машины и раздробил ему череп, оставив на месте лица глубокую яму. Трое малолетних преступников были опознаны в ходе просмотра записей с камеры видеонаблюдения, установленной на мосту. Насколько можно судить, они играли в эту смертельную игру чуть ли не месяц. Повредили несколько машин, но до тех пор оставались незамеченными.

Огненному мальчику было восемь лет. Когда он обжег себе руку, взрывая петарду, родители подумали, что это несчастный случай, а он хотел испытать на себе таинственную силу огня – таилось что-то сладостное в самой глубине боли. Он давно заприметил бездомного, который ночевал в брошенной на парковке машине. Машину он поджег, выкрав из отцовского гаража канистру с бензином. Бездомный получил тяжелые ожоги семидесяти процентов тела.

Комментируя эти преступления, Йозеф Кропп не оправдывал детей, но пытался выявить глубинную мотивацию. «Многие задаются вопросом, как может ребенок, человеческое существо, по определению считающееся „чистым“, совершить такой бесчеловечный акт, как убийство. Так вот: в отличие от убийств, совершаемых взрослыми, где можно выделить две фигуры, убийцу и жертву, в тех, в которых замешаны дети, жертвой является сам убийца. Обычно – жертвой отца, отсутствующего, слишком строгого или безразличного. Или матери, властной, равнодушной либо совершающей по отношению к сыну развратные действия. Ребенок, подвергающийся домогательствам или насилию в семье, презираемый родителями, косвенно винит во всем этом себя, думая, что заслужил дурное обращение. Поэтому находит сверстника, похожего на себя, ранимого и беззащитного, и убивает его, потому что усвоил: слабейший всегда страдает. В действительности маленький убийца таким образом наказывает самого себя, свою неспособность противиться унижениям».

Приводился случай оловянного мальчика, которого с самых ранних лет нещадно били оба родителя, вымещая на нем собственные жизненные невзгоды. Они были слишком уважаемыми людьми, чтобы возбудить подозрения. В глазах посторонних их единственный сын был неловким или попросту невезучим: вечно с ним приключались какие-то мелкие неприятности, отчего он ходил в синяках или с переломами. И вот такой одинокий ребенок нашел себе задушевного друга. Эти отношения внесли позитивную ноту в его существование, он почувствовал себя счастливым, таким, как все. Но однажды обманом завел дружка в подвал бабушкиного дома, связал его и перебил ноги и руки тяжелым молотком. Потом изрезал ножиком. Наконец проткнул живот острой железкой: «Мне пришлось это сделать, ведь он никак не хотел умирать».

Маркус, по причине амнезии, пребывал в неведении относительно своей прежней жизни, включая детство, и потому был вынужден задаться вопросом, когда именно он сам понял смысл добра и зла и не был ли он сам в том нежном возрасте способен на столь бессердечное отчуждение. Но не было никакого способа получить ответ. И Маркус снова принялся за поиски истории, которая его интересовала больше всего.

Но в бумагах нигде не встречалось упоминания о соляном мальчике и о преступлении, которое он совершил. Пенитенциарий снова оглядел каталоги и кипы документов, громоздившиеся повсюду. Поиски обещали быть долгими. Он обвел комнату лучом фонарика – вдруг что-нибудь бросится в глаза. Луч высветил наполовину открытый ящик деревянного комода. Маркус подошел ближе: ящик был набит старыми видеокассетами. Пенитенциарий вытащил его, хотя что-то мешало. Поставил на пол, нагнулся, изучая содержимое.

К торцу каждой видеокассеты была приклеена этикетка: «Агрессивный психоз», «Антисоциальное расстройство личности», «Умственная отсталость, усугубленная тягой к насилию». Их было штук тридцать.

Маркус стал просматривать кассеты: нет ли среди патологий чего-то похожего на описание соляного мальчика, данное Николой Гави, – расстройство сексуальной сферы, скрытая агрессия, заметная склонность ко лжи, высочайший коэффициент умственного развития. Он настолько увлекся просмотром, что фонарик выпал у него из рук и покатился по полу. Маркус нагнулся, чтобы его поднять, но кое-что заметил в углу, куда устремился луч.

Матрас, брошенный на пол, куча тряпья, стул, прислоненный к стене, на нем – свечи и керосинка. Маркус подумал было, что перед ним лежбище бомжа, но потом заметил под стулом кое-что еще.

Пару башмаков. Синих.

Не успел он по-настоящему осознать этот факт, как услышал за спиной шорох. Направил на звук луч фонаря. Старик.

Он был седым, как лунный свет, глаза светились безмятежной голубизной. Изрезанное морщинами лицо походило на восковую маску. Старик пристально смотрел на Маркуса со странной улыбочкой на губах.

Маркус медленно поднялся. Но старик не двигался. Что-то прятал за спиной.

Этот человек убил Космо Бардити, пырнул ножом Николу Гави и его самого ударил по затылку на вилле у Аппиевой дороги. А он, Маркус, безоружен.

Старик наконец показал, что прячет.

Маленькую синюю зажигалку из пластмассы.

Этой зажигалкой он перекрестился наоборот и скрылся в темноте.

Маркус попытался направить ему вслед луч фонаря, но разглядел только смутную тень, выскользнувшую из комнаты. Поколебавшись немного, бросился за ней, но, едва выйдя в коридор, почувствовал, что запах бензина из старой котельной усилился. Где-то в этом лабиринте вспыхнул огонь. Можно было различить мерцание пламени.

Маркус заколебался. Нужно уходить сейчас же, иначе он окажется в западне и сгорит заживо. Но в глубине души он знал, что, если уйдет, не получив ответа, другого способа остановить зло, нависшее над Римом, уже не будет. Поэтому, осознавая всю меру риска, он вернулся в архив.

Снова присел перед ящиком, который просматривал раньше, стал быстро перебирать видеокассеты, отбрасывая те, что его не интересовали. Пока наконец одна не привлекла его внимание.

На этикетке было написано: «Психопат-всезнайка».

Маркус сунул кассету под куртку и побежал к выходу.

Коридоры в подвале были все одинаковые и стремительно наполнялись густым, едким дымом. Прикрыв воротом куртки рот и нос, пенитенциарий пытался припомнить, какой дорогой пришел сюда, но задача оказалась чертовски трудной. А луч фонаря уже не мог пробиться сквозь черную стену копоти.

Маркус опустился на четвереньки: так было легче дышать. Жара усиливалась, показались языки пламени. Подняв взгляд, он заметил, что весь дым движется в одном направлении, очевидно к выходу. Тогда он встал и пошел туда же.

Он задыхался, его сотрясали приступы кашля, такие сильные, что приходилось останавливаться и держаться за стену. Но через некоторое время, показавшееся ему бесконечным, Маркус нашел наконец лестницу, ведущую на верхний этаж. Поскакал по ступенькам, уже охваченным пламенем.