Она вернулась на свое место, вновь спрятавшись за колеблющейся голубой завесой дыма. И продолжала повторять:

– Сто тысяч раз, ты слышишь, сто тысяч раз…

Конечно, я подумал, что она не в себе, но запомнил эти два имени: Свастика (дядя) и Миларепа (племянник) и решил выяснить, кто они такие. В одной из библиотек я нашел песни Миларепы, могучего и почитаемого йогина. Мне захотелось побывать в Тибете, на крыше мира, и я совершил это путешествие. Я прочел стихи, которые Миларепа завещал своим ученикам. И узнал, в тридцать восемь лет, что меня действительно зовут Свастика и что это имя я ношу уже девять веков.

Из своих снов я понял: я был собакой, муравьем, грызуном, гусеницей, хамелеоном, навозной мухой. До сих пор я редко перевоплощался в человека, который мог бы что-то рассказать и тем самым освободиться. Моя душа переселялась не слишком удачно. Слишком часто я оказывался крысой или мышью, слишком часто погибал в мышеловке или кошачьей пасти. Сейчас я должен наверстать упущенное. В этот вечер после долгих расчетов я установил, что приближаюсь к ста тысячам. Впрочем, я не знаю: эта история – номер 99 999 или уже 100 000?

С такими цифрами как не ошибиться…

Моя история началась в Тибете. Я владел большими стадами.

Однажды в моих коз и яков вселились бесы. Животные страдали от лихорадки, ноги у них тряслись, голова кружилась, изо рта текла слюна. За несколько дней все они умерли. Я разорился.

Забрав несколько узлов – все, что оставалось от нашего имущества, – я с женой и сыновьями отправился к двоюродному брату, жившему в Кья-Нгаца. Тот принял нас очень радушно. Навстречу нам выбежал маленький Миларепа.

Помню, как он улыбался, стоя на пороге и широко открыв дверь.

Узнав о наших бедствиях, Миларепа очень расстроился. Он нас жалел, обнимал, хотел отдать моим сыновьям все свои игрушки. А когда узнал, что у нас с женой осталось только то, что на нас надето, заплакал. От его жалости в волосах у меня появились вши, а одежда превратилась в лохмотья. Его доброта меня унижала. Из-за его рыданий я осознал, что нищ. В тот вечер я понял, что возненавидел его навсегда.

Я начал тяжко трудиться. В этих краях заработать деньги было нетрудно. За несколько лет я сколотил порядочное состояние.

Миларепе было шесть лет, когда его отец умер. По завещанию, я должен был взять на себя ответственность за мальчика, его мать и младшую сестру. Все их имущество: яки, лошади, овцы, коровы, козы, ослы, поле и делянки, а также золото, серебро, медь, железо, бирюза, шелковые ткани, запасы зерна – все это временно поступало в мою собственность и должно было вернуться к Миларепе, когда он станет главой семьи.

Над телом двоюродного брата, слушая плач его родных, я решил, что маленький Миларепа больше никогда не посмеет улыбаться, как улыбался мне, что больше никогда не прольет слез жалости и сочувствия, слез богача, скорбящего о судьбе бедняка.

Я выгнал его из большого дома и заставил всех троих работать.

За несколько лет мать превратилась в беззубую скрюченную старуху с неряшливой седой копной на голове. Сестра служила у других посудомойкой. Что до Миларепы, он похудел, побледнел; в его когда-то золотых кудрях завелись вши. Но он рос и, несмотря ни на что, хорошел. Рассчитывая вернуть свое добро, он высоко держал голову, верил в справедливость, называл меня дядей и даже не считал вором. Я его ненавидел.

В двадцать лет, когда он явился требовать свое наследство, ему стало ясно, что он ничего не получит. Он меня долго оскорблял, а потом запил. По утрам его, пьяного, находили в канавах. Он стал как все. Наконец-то склонил голову.

Затем он куда-то исчез. Я добился своего! Но чтобы отомстить ему в полной мере, мне нужно было еще одно – чтобы его сестра окончательно превратилась в продажную женщину. Ей и до сих пор случалось торговать собой, но только иногда, если подаяний не хватало на жизнь.

Сыновья один за другим женились. Дом наполнился радостными беременными невестками. Мои накопления округлялись, как их животы. В тот год казалось, что и весна длится дольше, и зелень стала ярче. Моя жена говорила, что это счастье.

Все случилось в день свадьбы младшего сына. За столами веселились тридцать пять человек гостей. Мы с женой вышли дать распоряжения слугам. Ох, не стоило бы выходить!

Из конюшни выбежала служанка и, как безумная, закричала:

– Господин, господин, лошади пропали!

Я бросился в конюшню. Но вместо лошадей увидел в стойлах массу скорпионов, пауков, жаб, змей и головастиков. Это пахло черной магией.

Я кинулся предупредить гостей. Слишком поздно!

В зал ворвался табун взбесившихся лошадей. Под адское ржание жеребцы, все в поту и пене, покрывали кобыл, вставали на дыбы и с ревом ударяли копытами по стенам и колоннам. Через несколько мгновений дом зашатался, балки затряслись, крыша дрогнула и провалилась. Ржание обезумевших лошадей, крики отчаяния, хруст костей – и над развалинами поднялось громадное облако пыли.

Потом наступила тишина, холодная, торжественная, тишина вечных льдов в замерзшем сердце зимы.

Тридцать пять человек. Среди них мои сыновья и невестки. Все мертвы. У меня и жены даже не было сил кричать или жаловаться. Почему мы сами не умерли?

Тут-то на развалинах появилась Белая Гирлянда, танцующая от радости.

– Миларепа, сын мой, прими материнскую благодарность! Ты отомстил за нас всех. Спасибо тебе, что за эти долгие годы ты освоил науку колдовства. Я не жалею, что отдала тебе все свои припрятанные сбережения, ведь благодаря им ты стал настоящим мастером. Хвала тебе, сын мой, спасибо!

Я встал, желая убить ее. Но меня остановили деревенские жители.

– Не трогай ее, не то он отомстит.

В разгроме, учиненном Миларепой, все до одного потеряли кого-то из близких. Каждый день кто-нибудь из деревенских вызывался убить его мать. Удерживать людей становилось все труднее. Тогда Белая Гирлянда довела до общего сведения письмо, якобы присланное сыном, но, я уверен, сочиненное ею самой.

«Матушка, – говорилось в нем, – если жители деревни будут проявлять к вам особо сильную ненависть, сообщите мне письменно имена их самих и их родственников. С помощью колдовства я смогу их умертвить с такой же легкостью, с какой бросаю в воздух щепотку зерна. Я уничтожу всех вплоть до девятого колена».

Односельчане потребовали от меня вернуть матери поле. Сами они с тех пор ей улыбались или ее избегали.

Невзирая на свой солидный возраст, я решил снова нажить богатство. Конечно, у меня больше не было наследников, но я все равно хотел восстановить то, что утратил.

Лето стояло чудесное. По словам стариков, никогда еще земля не родила столь щедро. Мы готовились собирать урожай, но тут на небе показалось облачко, совсем крошечное, размером чуть больше воробья.

А потом явился Миларепа. Он поднялся на скалу, возвышающуюся над долиной, и начал осыпать меня проклятиями: