— А — ты?

— Что — я?

— Тоже соскучилась?

— Конечно! Ты же столько пообещал…

— Если ты насчет нашей задумки, то все в силе. Надо только собраться и все обсудить.

— Жду приглашения.

— Оно обязательно воспоследует, — сказал я. — Кстати, ваша жиличка дома?

— Илга что ли?..

— А у вас другие имеются?

— Да, с некоторых пор у нас живет тетя Катя, — ответила Антонина Павловна. — А что касается твоей бывшей, то она съехала… Чему, признаться, я только рада.

— И я рад, — хмыкнул я. — За всех вас… А где она теперь живет, не знаешь случайно?

— Случайно — знаю… Пушкинская семнадцать, квартира девять. А вот номера телефона — не знаю.

— Спасибо! Передай отцу, что физрук Данилов в четверг выйдет на работу.

— Всенепременно! Отличная новость!

— Ну, пока!.. Увидимся!

Повесив трубку, я вышел из будки. Тем более, что возле нее умудрилась выстроиться очередь из двух человек. Мне надо было сразу домой поехать, но черти понесли меня по новому адресу гражданки Шульц-Эглите. Тем более, что и ехать было всего ничего. Через семь минут, я уже вышел из машины во дворе дома 17 по Пушкинской улице. Дом был новенький. В подъезде сидела консьержка. Опытным глазом она сразу подметила, что я немного подшофе и пускать меня не захотела. Пришлось убедить ее, что мне очень надо. Хотел привычно воспользоваться купюрой, но так любой дурак сможет. Сдержал порыв и провяил обояние. Сработало. Женщина забальзаковского возраста, с сердитым, но простым лицом фабричной мотальщицы — растаяла, как церковная свечка. После того, как я ей наплел про пропавшую жену, которая бессовестным образом бросила троих детей и затихарилась в этом доме, она вошла в положение и пропустила меня. Еще и пожелала оттаскать нерадивую женушку за волосы и разобрать ее в ЖЭКе на товарищеском суде. Я заверил, что так и сделаю и поспешил по ступенькам.

На каждой лестничной площадке было по четыре двери, следовательно девятая квартира находится на третьем этаже. В этом я убедился, преодолев шесть пролетов.

Нажал на новенькую кнопку электрического звонка. Дом вообще был новенький. Видать, кооперативный. Надо выяснить, не может ли моя сеструха в этот кооператив вступить? Дверь распахнулась. И на пороге возникла моя бывшая, в легкомысленном домашнем халатике, еле сходившимся в вырезе на груди. Ее улыбка, казалось, сияла ярче настенных бра в прихожей.

— Я знала, что придешь, — вдруг выдала она.

— Кирюша протелепатировал?

— Телепатия, к сожалению, невозможна, — как ни в чем не бывало, ответила Илга. — Проходи!

Ругаться на пороге не слишком удобно, и потому я вошел в квартиру. Разулся, снял дубленку и шапку. Хозяйка проводила меня в комнату, указала на кресло и удалилась, сверкая голыми ногами из-под слишком коротенького халатика. Я задержал на них взгляд. Все-таки мы прожили вместе несколько месяцев, наши игры в постели были частые и долгие и свежи еще в памяти. Да и бывшая тоже, видать, не забыла об этом.

Я слышал, как она гремит посудой на кухне и вскоре оттуда потек аромат свежесваренного кофе. Илга вернулась через десять минут, с подносиком, на котором красовался изящный кофейный сервиз. Поставила поднос на столик, разлила напиток по чашечкам, одну из них протянула мне, не забыв и блюдечко. Двигалась она при этом как в дешевом эротическом кино из моего времени, как бы невзначай выпячивая прелести. Ха! Не знаю, как насчет телепатии вообще, но направление моих мыслей бывшая угадала точно.

— Стропилин в больнице, — сказал я без всяких предисловий.

— А что случилось? — спросила она, садясь напротив и выставив свои идеальные коленки для моего обозрения.

— Приступ пьяного психоза, — сказал я. — Хотел броситься под грузовик.

— Алкоголизм до добра не доводит.

— Так это не алкоголизм его довел, а ты.

— Ах, так значит он с тобой откровенничал?

— Да, и много чего рассказал, гражданка Шульц.

— Даже так… — усмехнулась она. — Вот и доверяй после этого мужчинам.

— По словам Кеши, ты превратила его в подопытного кролика и теперь довела до психушки.

— Это слишком примитивное толкование, — с холодной усмешкой произнесла она. — Иннокентий Васильевич не кролик, он добровольный участник эксперимента, подписавший соответствующий документ.

— Ну да, в противном случае он бы получил срок.

— Не я его довела до тюрьмы, а — жажда наживы.

— Слушай, тебя что ли вообще ничего не волнует?

— Ну почему же — не волнует, — проворковала гражданка Шульц-Эглите. — Меня волнуют воспоминания и то, что ты сам пришел ко мне…

Я почувствовал, как размягчается моя воля, тая, словно воск под солнцем. Еще немного и я сгребу эту красотку в охапку и разложу ее прямо на полу, на ковре. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. В конце концов, человек — не марионетка, чтобы позволить себя безнаказанно дергать за нитки. А я — не Стропилин, запуганный и загнанный, и не дам собою манипулировать. Поэтому, я спокойно продолжал пить кофе. Илга поняла, что примитивное обольщение на меня не подействовало, выпрямилась и одернула полу халатика.

— Так зачем ты ко мне пришел? — спросила она. — Просить за Стропилина? Ну, если ему требует медицинская помощь, то я позабочусь, чтобы она ему была оказана в полном объеме. Его участие в эксперименте было добровольным, вне зависимости от исходных обстоятельств. Если он пожелает отказаться, то решение примет государственная комиссия. Утверждение, что его якобы используют вслепую, словно кролика, опровергается тем фактом, что ему известна моя настоящая фамилия. А это, поверь, доказательство весьма высокого доверия, оказанного Стропилину. Да, он хотел выйти из эксперимента и пригласил меня на встречу, чтобы потребовать от меня то, что я не могу сделать. А когда получил отказ, принялся мне угрожать. И только твое присутствие удержало Стропилина от совершения общественно опасного проступка. Я предвидела такой поворот событий и потому пригласила тебя.

— Звучит логично, только почему ты не сказала мне, что я должен подняться в квартиру?

— Я была уверена, что ты сам догадаешься.

— Я и догадался, но не сразу и потому слышал только часть вашего разговора. Не хочешь ли мне пересказать недостающую?

— Нет, это государственная тайна.

— Или — твоя, — заключил я, вставая. — Ладно. Больше я