Все, откровенно говоря, просто до безобразия. Кто-то из командиров десантных кораблей, видя печальную участь, постигшую ударную эскадру, и наблюдая впечатляющий взрыв авианосца в финале, предпочли не испытывать судьбу. В самом деле, если уж линкоры не справились, то куда уж им-то… Тем более, взрыв авианосца был принят за результат обстрела с линкоров – уничтожение не желающего сдаться корабля вместе со всем экипажем выглядело вполне логичным. Так что решение сдаться выглядело даже не трусостью, а вполне логичным ходом мыслей.

Однако нашелся контингент и более упертый, причем чаще не среди команды, а из тех пехотинцев, что шли на кораблях. Этот народ, от реалий космических битв обычно далекий, да вдобавок избытком образования не обремененный, всю серьезность происходящего критически оценить просто не сумел. Вот и результат: те, кто в рубке, сдаться-то, может, и не против, о чем честно сообщают. Вот только их или держат под прицелом многочисленных и разнокалиберных стволов, или же, если команда успела закрыть двери, заблокировали в отсеках. И теперь солдаты восточников готовятся к отражению атаки десантных групп. Потери в случае таких попыток будут запредельные.

Корф понимал, что адмирал прав. Имея четыре линейных крейсера, да еще и легкие силы, он мог распылить десантные корабли до состояния молекулярной пыли в несколько минут. Однако все же безжалостный расстрел неспособных, в общем-то, оказать сопротивления в космическом бою транспортов ему претил. Так что к выполнению приказа он подошел творчески, зная, что инициативу своих людей Александров приветствует. И вскоре его хриплый рык, транслируемый на всех волнах, достиг рубок вражеских кораблей.

Приказ звучал недвусмысленно: тем, кто сдается, предлагалось следовать к Уралу своим ходом параллельно курсу эскадры конфедератов. Тем, кто хочет сдаться, но по объективным причинам не может, давалось пятнадцать минут, чтобы покинуть свои корабли в спасательных капсулах. Остальные… Те, кто не смог, не успел, не захотел, разделяли участь своих кораблей. И четверть часа спустя заговорили пушки.

Синхронный залп двух линейных крейсеров в клочья разорвал сферу защиты вокруг одного из транспортов, а секунду спустя его корпус раскололся на три части. Вокруг быстро разлетающихся обломков сновали осколки помельче, среди которых при должном воображении и соответствующей оптике можно было различить тела погибших, полностью и фрагментарно. Зрелище, наверное, кого-то впечатлительного могло бы и с ума свести, но люди, находящиеся в рубках боевых кораблей, были народом с проверенно крепкими нервами, а остальным такие картинки видеть по должности не полагалось.

Второй звездолет, бросив всю энергию реакторов на защиту, продержался чуть дольше. На пару секунд примерно. Зато когда буйство энергии дотянулось до него, он не раскололся и не взорвался. Просто корпус корабля начал плавиться, словно кусок масла в кипятке, теряя форму и превращаясь в комок перекрученной стали. Спустя какую-то минуту даже при огромном напряжении воображения в получившейся сюрреалистической картинке вряд ли можно было бы разглядеть очертания еще недавно величественного корабля. Расплавившиеся прежде, чем начались неуправляемые процессы, реакторы не взорвались, но это уже ничего не меняло.

Очевидно, феерическое зрелище произвело должное впечатление на остальных, и транспорты принялись один за другим сигнализировать о полной и безоговорочной готовности подчиниться. Корф доложил об этом Александрову, но получил в ответ лишь холодное:

– Сам вижу. Жги.

Фон Корф был немцем, а немцы всегда выполняют приказы.

В трех световых минутах от него контр-адмирал Александров устало откинулся на спинку кресла. Не так и далеко, по меркам космоса, разумеется, сейчас рождались на миг и тут же гасли маленькие рукотворные звезды, отмечая места новых братских могил. Что же, велик был соблазн решить дело малой кровью. Беда лишь, что сохраненная чужая кровь сейчас обернется большой своей кровью потом. Восточники понимают лишь силу, жестокость и готовность их применить. И, когда рано или поздно информация все же доберется до их командования, они трижды подумают, стоит лезть к Уралу, или же перспективнее начать поиск не столь кусачих целей. А нет – так будут знать, что сдаваться надо по первому требованию. Тоже психология и кое-какие дополнительные шансы.

Откровенно говоря, вначале Александров вообще планировал разнести все транспорты – чтобы страху нагнать и принцип коллективной ответственности до противника донести. Но позже, немного поразмыслив, решил все же не оскотиниваться окончательно. Да и вообще, сейчас на планете требуются рабочие руки – работы много, пленные хоть там, где нужен неквалифицированный труд, пригодятся. И десантных транспортов ему не хватает… Успокоив, а точнее, убедив себя этими мыслями, адмирал выбросил ерунду из головы – у него и без того хватало работы.

– Домой, – коротко скомандовал он. Пояснять не потребовалось. Несложный маневр разворота, и «Суворов» лег на курс, ведущий его к Уралу. За кормой звездолета на глазах вырастал, удлиняясь почти до километра, бело-желтый плазменный хвост – двигатели выходили на маршевый режим. Следом за ним, быстро перестраиваясь в походный ордер, двинулись остальные корабли быстро становящейся легендарной эскадры.

Возвращение вышло триумфальным. Флаги, музыка, почетный караул… Такого не было даже в прошлый раз, после нашествия нигерийцев, хотя, на взгляд Александрова, опасность тогда выглядела куда более реальной. Ну да и ладно, тем более, в прошлый раз планета еще не оправилась от шока, привыкшие к спокойной жизни люди внезапно осознали, что их тихий, уютный мир может в любой миг исчезнуть. А вместо него придет кошмар, огонь, смерть… И слишком много было погибших.

На этот раз все получилось даже как-то изящно. Красивая победа – и ни одного погибшего. Из своих, разумеется, трупы врагов никто считать не собирался. Ради спасения одного своего можно класть врагов миллионами и не скорбеть – так молчаливо, но единогласно решило общественное мнение.

Линкор опускался на бетонные плиты космодрома медленно и плавно. Конечно, теоретически пластибетон и, главное, многометровая толща гранитной скалы под ним должны были выдержать что угодно. Звездолет, даже такой огромный, как «Суворов», для них так, пушинка. Но все же корабли такого класса в атмосферу входили не каждый день и даже не во всякий год, а поверхности планеты касались еще реже. Неудивительно, что пилоты осторожничали, буквально по миллиметру притирая линкор к посадочным створам.

Откровенно говоря, адмирал и вовсе не стал бы сажать флагманский корабль на планету. Какой смысл насиловать двигатели и без нужды загружать лишний раз и без того вымотавшихся людей, если можно обойтись корветом или фрегатом, для которых посадка – дело обычное, можно сказать, рутинное? А то и вовсе использовать бот, который для полетов в атмосфере, собственно, и предназначен. Однако пропагандисты в один голос твердили, что ни один корабль не производит такого впечатления, как линкор, и с этим было сложно поспорить. На обывателя туша летающей стали, закрывающая, кажется половину неба, и впрямь должна подействовать убойно. Особенно, хе-хе, если пилоты все же ошибутся, и линкор рухнет прямиком на столицу.