– Это из-за меня!!! Из-за меня!!! Ее убили! – хрипло гаркнул он.

Чашка угодила в висевшую на стене фотографию, со звоном посыпались стеклянные осколки, по светлому шелку обоев чиркнула кофейная клякса.

В ужасе сотрудники пригнулись и замерли, не решаясь пошевелиться. Таким своего шефа, всесильного «Робота» (так за глаза называли его подчиненные), обычно выдержанного, не терпящего ни крика, ни повышенных голосов, ни громких звуков, они не видели никогда.

Хриплое эхо, прокатившись по кабинету, сменилось звенящей тишиной.

После невыносимо долгой паузы Дробот опустился в кресло, кашлянул и с расстановкой произнес:

– Оба свободны… Скажите там… чтоб Ульянов ко мне зашел.

* * *

Поднимаясь на 22-й этаж башни «Футурис», из стеклянного лифта которой долгострой «Москва-Сити» был виден как на ладони, Николай Николаевич Ульянов уже знал о смерти балерины Ливневой и, предвосхищая разговор с Дроботом, прокручивал в голове версии и варианты развития событий. Хотя на данный момент информации было недостаточно. Ульянова это смущало – он привык оперировать фактами. «За фактами надо ехать в Питер. По-хорошему ехать самому, по звонку – нельзя, такие дела делаются очно».

Разумеется, Ульянов был уже в курсе инцидента с летающей чашкой.

«Что ж, Аркадию можно только посочувствовать. Погиб близкий человек, женщина, которую он, наверное, любил». Хотя слово «любил» совсем не подходило шефу. Недаром его прозвали «Роботом». Впрочем, обсуждать личную жизнь шефа Ульянов не собирался, просто он был в курсе.

Быть в курсе ему полагалось по должности советника президента по безопасности. В холдинге «Роботекс» Ульянов работал четвертый год, работал на совесть, как привык, как когда-то учили. С самим же Аркадием Борисовичем, его «объектом оперативного обслуживания», он познакомился десять лет назад. Тяжелое было время, после похорон. Ульянов тогда жену потерял, поэтому на предложение Аркадия перейти к нему не отреагировал. Голова была занята совсем другим. Плюс к тому о Дроботе ходили разные разговоры, прямо скажем, нелицеприятные. Но сейчас не об этом…

В приемной шефа Ульянова встретила непривычная тишина. Секретарша и ассистент Дробота сидели на своих местах с похоронными лицами.

– Как хорошо, что вы пришли, Николай Николаевич, – вкрадчиво произнесла секретарша, подняв на него глаза.

Аккуратный, подтянутый, основательный и надежный, он одним своим видом внушал уверенность. Поздоровавшись, Николай Николаевич вопросительно кивнул на дверь кабинета шефа:

– Ну как?

– Пока тихо, – ответила вторая секретарша. – Но, знаете, как-то волнительно. Я хотела войти, осколки собрать, но он меня выгнал… Может, вообще врач нужен?

– Сейчас выясним, – ответил Ульянов и постучал в дверь.

В кабинете на столе перед Дроботом стояла водка, и он ее пил.

– Знаешь уже? – хрипло спросил он Ульянова и сам же ответил: – Зна-аешь, – и отвернувшись, забарабанил пальцами по столу. – Ну, что думаешь?

– Думаю, что ехать мне надо, прямо сейчас. Питер – мой город, я там долго работал, кое-кого на местах знаю, в Большом доме тоже. Полагаю, сбор информации много времени не займет. И потом лишних разговоров не будет.

– Да, лишних нам не надо. – Дробот сверкнул очками. – Пить будешь?

– Да я ж не пью, Аркадий Борисович.

– Я тоже, Николай Николаевич, – передразнил его шеф. – Просто сядь и выпей. И хорош выкать-то. Ты же старше меня, – и с горькой усмешкой добавил: – А ей, Коль, всего двадцать шесть было.

Ульянов подсел, они выпили не чокаясь, помолчали.

– Что за жизнь пошла подлая… – Аркадий снова наполнил свою рюмку. Судя по содержимому бутылки, выпил он, должно быть, уже рюмок пять, захмелел, и чувствовалось в нем какое-то пьяное недоумение, будто он захмелел впервые в жизни.

– Ты бы закусил чем… – сказал Ульянов.

– Оставь, Коль. Как ты не понимаешь… – начал было Дробот, но не договорил, видно вспомнив, что Николай – сам вдовец. Жена его была немногим старше Вари. Меньше чем за год сгорела от рака. – Хотя нет, ты-то как раз понимаешь…

Они снова помолчали.

– А сам как думаешь, из Казани след тянется? – прервал тишину Дробот. – Бакшеев мог это устроить?

– Пока слишком мало информации, чтобы строить версии…

– Сам знаю, – раздраженно отозвался шеф. – Но где ж твое знаменитое чутье? Ты ведь фээсбэшник, Коль.

– Из Питера мне звонили час назад, сказали, что событие преступления не усматривается пока. Не выявлено на данный момент, – возразил Ульянов и подсел ближе. Его непроницаемые карие глаза смотрели на Дробота так, будто держали оборону. – Рано для выводов. Аркадий, вскрытия надо ждать. И потом естественная смерть тоже иногда случается. Я все понимаю, 26 лет, молодой крепкий организм… Но такой ли крепкий? Можешь сказать, чем она болела? Какие-то хронические заболевания у нее были? А какие-то лекарства она принимала?

Дробот задумался.

– Вроде не было никаких лекарств… – протянул он, качая головой, и вдруг понял, как, в сущности, плохо знал свою Варвару, во всяком случае, о здоровье он никогда ее не спрашивал, да она и не жаловалась.

В разговоре опять наступила долгая пауза.

На противоположной стене у плазменного экрана что-то тихо звякнуло. Ульянов мгновенно отреагировал на звук, обернулся – от него не ускользали ни движения, ни жесты, ни даже едва уловимые шевеления в радиусе нескольких метров. Это кусок стекла отвалился от разбитой фоторамы и упал на лаковую поверхность столешницы.

Николай Николаевич кашлянул:

– Прибрать бы надо…

На что шеф только махнул рукой.

– Ну так что? Я еду? – спросил Ульянов. – Не хочется день терять…

– Давай, – отозвался Дробот, но, когда Николай Николаевич был уже в дверях, решительно окликнул его: – А про Казань ты мне так ничего и не ответил?!

– Чего тут говорить, Аркадий, ты мое мнение знаешь. Я предупреждал, Бакшеев – человек жесткий, могут быть последствия…

Кому: Фонд «Таубер», Наталье фон Паппен

Тема сообщения: Отчет о командировке

«Уважаемая Наталья Сергеевна!

По итогам командировки спешу рассказать о первых заметных результатах моих поисков. Как я писала Вам в письме от… – тут Арина, скосив глаза на календарь, протяжно вздохнула. Писать отчет о незаконченной, половинной работе, а уж тем более делать какие-то скоропалительные выводы было по меньшей мере непрофессионально. Но желание заказчика, тем более такого щедрого, лучше исполнять. Откровенно говоря, работа, порученная ей фондом и поначалу казавшаяся чем-то несерьезным, почти фантастическим, теперь настолько увлекла Арину, что она была готова расцеловать эту неведомую ей Наталью фон Паппен. – …Мои надежды на Музей театрального и музыкального искусства СПб. оправдались.