– Диета, – со вздохом объяснила она и продолжила игру в «кто это сказал» (с Каратовым это было забавно). – Человек – выше сытости.

– Сатин, «На дне», – вернул ей улыбку Арнольд Михайлович. – Вы, к слову, не видели моего батюшку в этой пьесе?

Арина покачала головой.

– Хотя, конечно, дело давнее, а вы – молодая женщина. Отец играл… – Тут Каратов остановился и после паузы с выражением продекламировал: – «Мне кажется, что я всю жизнь только переодевался… А зачем? Не понимаю».

– Барон.

– Точно так-с. Обещайте мне, дражайшая Арина Ивановна, что как-нибудь заглянете ко мне взглянуть на мою… не сказать чтобы коллекцию, скорее, некое любопытное собрание предметов. Знаете, с некоторыми вещицами я готов расстаться и передать в ваш музей. Словом, требуется ваш опыт, наметанный глаз, – продолжал Каратов, – который сегодня, впрочем, не блестит. Почему?

Уютно-журчащий голос Арнольда Михайловича, легкая, ни к чему не обязывающая беседа, сдобренная превосходным коньяком, подействовали на Арину расслабляюще, она и сама не заметила, как рассказала Каратову о своей новой работе и проблеме с подпиской.

– Что ж, не будем это откладывать в долгий ящик! Сейчас позвоню и попробую узнать, что можно сделать… Главное, чтоб работа, которой вы заняты, стоила того и результат был, – уже совсем не журчащим голосом, а по-деловому сухо произнес Каратов, поднялся из-за стола и вышел в пустынный холл.

Меньше чем через полчаса телефонных переговоров Арнольд Михайлович не без гордости сообщил Арине, что прокуратура, при условии выполнения ею некоторых простых формальностей, включает зеленый свет.

– Что ж, теперь все петербуржские хранилища – у ваших ног, – сказал Арнольд Михайлович, прощаясь. – И уж позвольте откланяться с вами по-московски, – и приобняв, расцеловал Арину в обе щеки.

В кипенно-белом махровом халате и с телефоном в руке Дробот, позевывая, вышел из спальни. На заспанном, чуть помятом лице его гуляла довольная, замаслившаяся улыбка, которая, впрочем, мгновенно исчезла, стоило Аркадию Борисовичу увидеть стоявший на пороге Варин чемодан и саму Варвару, одетую, подкрашенную и готовую к выходу.

– Почему меня не разбудила? – спросил Дробот, по щекам его заходили желваки.

– Жалко было, Аркаш, ты так крепко спал. – Варя улыбнулась и подлетела к нему с поцелуем. – Мне надо было собираться. Через полчаса выходить…

– Мы выйдем вместе. Я тебя провожу.

– Ой, не нужно, спасибо, вдруг опоздаем… Может, я сама?

– Я провожу тебя на вокзал, – негромко повторил Дробот, но в голосе его прозвучала сталь. Он прошелся по комнате, налил себе воды и, глядя в окно, долго, жадно пил. – Ты надолго?

– Ненадолго, всего два дня. – Стрельнув глазами в его спину, Варя неуверенно взялась за ручку чемодана и покатила его в прихожую.

– Как надоели эти твои «ненадолго». Какого черта, спрашивается, я должен все время тебя ждать! – За последний месяц они виделись четыре раза, точнее, пять, если считать сегодняшнюю встречу, «торопливую случку» перед отъездом примы в Петербург. Экспресс-вариант, как в институтской общаге, пока сосед не вернулся. Аркадий Борисович зло усмехнулся. Счет времени, проведенного вместе, шел даже не на часы, а на минуты. В начале месяца он должен был уехать по делам в Лондон, звал и Варвару, но она, конечно, не смогла. Театр, спектакли, репетиции, концерты, гастроли… Ее гастрольный график был расписан на месяцы вперед.

– Аркадий, не надо… – Варя умоляюще посмотрела на него.

– Ладно. Я иду одеваться, – буркнул он и уже в спальне набрал телефон водителя. – Выхожу через полчаса! Поеду на Ленинградский вокзал.

Воспользовавшись его отсутствием, Варя позвонила матери, предварительно выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь.

Увы, отношения Риты Васильевны и Аркадия не сложились, точнее, сложились скверно. Оба друг друга терпеть не могли. Подружка Настя говорила Варе, что оба ревнуют: «Пойми, каждый предъявляет на тебя свои права».

Рита Васильевна ответила на звонок не сразу и тоже, кажется, была недовольна:

– Спасибо, Варвара, что вспомнила про мать. А то ведь я тебя только по телевизору и слышу.

Мать преувеличивала. К себе в Пермь она вернулась лишь недавно, а до этого неделю гостила у дочери, в ее новой квартире на Комсомольском проспекте. Квартира была чудесная, огромная и уже с ремонтом: три комнаты, холл, кухня и просторная ванная, сама почти как комната. Это был подарок Дробота к Вариному 26-летию. «Смотри-ка, мам, это комната для класса, для репетиций! Станок, тренажеры, теплый пол, Аркадий все, все предусмотрел». Варя была на седьмом небе от счастья, наконец после всех общежитий, съемных квартир и гостиниц у нее появился свой дом. «А жениться на тебе он предусмотрел?» – обходя «хоромы» дочери, отвечала мать. Она никак не могла смириться с Вариным положением любовницы. Не слушая никаких доводов, Рита Васильевна пребывала в железобетонном убеждении, что дочь ее сама прекрасно зарабатывает и «эти еврейские подачки» ей ни к чему. С момента знакомства 54-летний Аркадий Борисович служил бессменной мишенью для ее ядовитых замечаний: «Тоже мне, любовничек! Да он в отцы тебе годится! – твердила Рита Васильевна и, когда Варя заговаривала с ней о переезде в Москву, категорически отказывалась: – Что мне там у вас делать?! С олигархом твоим деньги считать? У меня, слава богу, свое жилье имеется».

Впрочем, позже, немного поостыв, она все же стала наезжать к дочери с целевыми медицинскими визитами: ходила по врачам, покупала лекарства. «В наше-то захолустье такого не завозят». В последнее время Рита Васильевна часто жаловалась дочери на сердце, та пугалась, предлагала пройти обследование, но мать упрямилась, придумывая разные отговорки.

У Насти и на это было свое объяснение: «Родители все такие. Моих тоже хлебом не корми дай пожалиться. Главное тут что? Напугать, заставить дочку понервничать, тогда все болезни сразу проходят».

Вот и сейчас в разговоре с дочерью Рита Васильевна начала с жалоб, «давление скачет, неважная кардиограмма, сахар высоковат», а уж потом перешла к обсуждению прочих новостей.

– Доча, я тебя вот о чем хотела предупредить, – посерьезнев, сказала она. – На прошлой неделе мне звонил Ливнев и просил дать твой телефон.

– Папа? Тебе? Надо же. – Варя удивилась. После переезда в Москву она отца не видела. Поначалу на адрес училища он изредка присылал ей поздравительные открытки с детскими рисунками младшего брата. Но в последнее время связь с отцом прервалась совсем.

– И как у него дела? – спросила Варвара.

– Понятия не имею! И телефон твой я, разумеется, ему не дала.

– Ну, как знаешь, мам… – протянула Варя. Ей не хотелось спорить с матерью, но как-то вдруг само вырвалось: – Хотя что такого, если он мне позвонит?