— Собственно, есть и другие телепрограммы, где меня примут с распростертыми объятиями. Если вам недостает мозгов…

— Я думаю прежде всего о вас, Сара. О вашей безопасности, — возразила Эмма. Выражение лица ее было строгим.

— А я думаю о Ромео. Я не прощу себе, если позволю ему и дальше безнаказанно творить зло. Ему больше не праздновать победы. Я не допущу этого. Не знаю, что за игру он затеял, но мне ясно одно: всю жизнь я чувствовала себя жертвой, эдакой маменькиной дочкой, слабым, беззащитным существом. Всегда оставалась в проигрыше. Вечно пряталась. Боялась. Даже собственной тени. Я устала. Мне нужно что-то делать, иначе я не смогу жить дальше. Вы это понимаете?

Лицо Эммы выражало участие. Вагнер тоже не остался равнодушным к ее исповеди. Но Сара не нуждалась в их сочувствии. Она ждала от них помощи в борьбе, на которую решилась.

— Мелани бросила ему вызов, — решительно заявила Сара. — Высказала ему… всем… все, что она о нем думает, раскрыла причины его болезни. Теперь моя очередь. Мелани думала, что ей удалось раскусить его, но она была слишком привязана к своим теоретическим выкладкам. Я же планирую лобовую атаку.

Вагнер покачал головой.

— Это безумие…

— Когда Мелани выходила в эфир, вы не считали это безумием, — язвительно заметила Сара.

— Теперь я горько жалею об этом. — Он отвел взгляд, и все трое замолчали.

— Может, ей лучше выступить, Майк, — сказала наконец Эмма. — Сара права: возможно, он и клюнет на приманку.

— Это меня как раз и беспокоит, — проворчал Вагнер.

— И, если вдруг это не Ромео беспокоил ее, а просто резвился какой-нибудь псих, — продолжала Эмма, — выступление Сары с экрана вообще будет делом безобидным. Зато для нее это равносильно слабительному.

— Согласитесь, Майк, — настаивала Сара, — сейчас я выступаю как наш главный козырь…

Вагнер помрачнел.

— Наш? Что за…

Его прервал зуммер телефона внутренней связи.

Эмма протянула руку и нажала на кнопку.

Раздался голос секретаря из приемной.

— Вас ждут в студии, мисс Марголис.

— Мы идем, Джина.

Вагнер попытался было возразить, но Эмма оборвала его.

— У тебя есть идеи получше, Майк?

— Ты, наверное, хочешь сказать — похуже? — саркастически заметил Вагнер, но по лицу его было видно, что он смирился.

Костлявая ассистентка в джинсах и мешковатом свитере бесцеремонно усадила Сару на вращающийся стул по правую сторону от Эммы. Всучив Саре крошечный микрофон, она приказала ей убрать провод под свитер, чтобы его не было видно, а сам микрофон пристегнула к вороту.

Не успела Сара сориентироваться, как Эмма уже заняла свое место, пришпилила микрофон и легким пожатием руки приободрила ее. Еще мгновение — и Сара увидела, как зажегся красный огонек в камере, что стояла перед Эммой. Круглолицый оператор в наушниках, соединенных с микрофоном, сделал знак ведущей. Эмма — хладнокровно и сдержанно — заговорила, вернее сказать, начала читать текст, который выдавал телесуфлер, установленный над телекамерой.

— Уважаемые телезрители, добро пожаловать к нам в студию. Наша передача вновь выходит в эфир после некоторого перерыва. Сегодня, как мы и обещали, у нас особая гостья. Мисс Сара Розен. Все мы разделяем ее скорбь по поводу злодейского убийства в прошлый четверг ее сестры, доктора Мелани Розен. Многие из вас, я уверена, смотрели нашу передачу, в которой выступала доктор Розен с экспертной оценкой действий маньяка, позже отнявшего жизнь и у нее.

Эмма держала руки на столе. За ее спиной, вдоль стены, тянулись ряды телевизоров. Сара уставилась в студийный монитор, стоявший прямо перед ней. На экране была только Эмма Марголис, и казалось, будто в студии она одна. Странное чувство. Как будто ее, Сары, вовсе не существует.

— Ромео. — Эмма намеренно сделала паузу, посмотрев прямо в камеру. — Не знаю, как вас, но меня это имя повергает в дрожь.

Сара взглянула на телесуфлер. Этой фразы она не увидела. Эмма импровизировала. Когда Сара вновь перевела взгляд на монитор, экран крупным планом высвечивал лицо Эммы, искаженное от ненависти и отвращения. Сара почувствовала, что ее начинает колотить дрожь, которая усилилась, стоило зажечься красному огоньку над стоявшей напротив нее телекамерой. Теперь монитор показывал их двоих, сидящих за столиком в телестудии. Сара нервно заморгала, впервые увидев себя на экране. Вид у нее был просто ужасный. Наверное, стоило все-таки нанести макияж. Но ведь она пришла сюда не рисоваться. И не для того, чтобы на нее попросту пялили глаза. Тогда зачем? Если б только она знала. Если бы только телесуфлер мог выдать текст и для нее.

Эмма уже завершала вступительную речь.

— Сегодня Сара Розен здесь, в нашей студии, потому что ее переполняют ярость и возмущение бессмысленным, варварским убийством сестры и она испытывает настоятельную потребность высказаться. Высказаться перед лицом убийцы. Она хочет говорить напрямую с Ромео. Я уверена, что все вы, сидящие у своих телевизоров, аплодируете ее смелости. Аплодируете вместе со мной. — Эмма повернулась к Саре и приободрила ее улыбкой. — Сара…

Сара вдруг поймала себя на том, что сидит, уставившись на чистый экран телесуфлера под приблизившейся к ней вплотную камерой, и красный огонек, словно глаз Циклопа, прожигает ее насквозь. В студии повисло напряженное молчание.

Она положила руки на стол. Потом убрала их обратно на колени. Бросила взгляд на монитор — теперь экран заполняло только ее лицо. Хотя Эмма и была рядом, Сара почувствовала себя такой же одинокой, какой и казалась на экране.

Ее охватила паника. Может, убежать? И тут она подумала о Ромео. Представила, как он сидит вечером у экрана своего телевизора. Наблюдает за ее выступлением. Чувствует себя настоящим героем. Мысленно выстраивает следующий коварный замысел обольщения. Приступил ли он уже к его воплощению? Начал ли ухаживать за ней? Может, все-таки прав Вагнер? Мелани ему оказалось мало. Понадобилась и ее сестра?

Она обрушила на стол всю мощь своего кулака.

— Ты, развратник! — рявкнула Сара прямо в телекамеру. — Подлейшее существо. Ты хоть знаешь, кто ты есть? Какое ты мерзкое, гнусное чудовище? — Щеки ее пылали, голос срывался от волнения. — Моя сестра вычислила тебя. Она сумела разглядеть то, что скрывалось за твоей фальшивой маской и что осталось незамеченным теми бедными женщинами, которых ты растерзал. Вот почему тебе понадобилось убить ее, так ведь? Потому что она была слишком близка к разгадке твоей сущности. Потому что знала, что ты из себя представляешь на самом деле. И ты испугался этого — ты, трус! Ну, а как же быть со мной? Не опасна ли теперь и я? — Сара была уже вне себя от ярости. — Так больше не может продолжаться! Тебя пора остановить! Трус… трус… — Теперь уже оба кулака легли на стол. И она барабанила ими что есть мочи. Даже когда запись уже закончилась.