Да, но почему же он не входит? Ждет, пока ему откроют? Глупец, он лишает себя этим права на повторное бегство, ибо, схватив добычу, она уже не выпустит ее.

Нацепив на лицо подобающую случаю маску легкого смущения и сдобрив это трогательной улыбкой, Сусанна отворила дверь… и застыла. Потом в сердцах плюнула. У порога стояли обе наперсницы.

– Что случилось, мадам? – недоумевая, спросила Ирэн. – У одной из лестниц нам повстречался ваш супруг. Он бежал, не разбирая дороги; глядя на него, можно было подумать, что за ним гонится легион чертей. Вы прогнали его?

Сусанна впустила их, затворила дверь, уселась на кровати, приглашая подруг занять место на банкетке, и только тогда ответила:

– В роли легиона должна была выступить я; так, наверное, ему казалось. Но я не прогоняла его, скорее, наоборот. А он взял да и сбежал от меня.

И она рассказала, что произошло.

Подруги переглянулись.

– Недурная, однако, выдалась вам ночка, – хмыкнув, протянула Агнес. – Теперь ваш муж под надежной защитой своего Голиафа, который, надо полагать, уже надежно спрятал его.

– Так я и думала, что это его наставник, хоть они и троюродные братья. Но как вы узнали?

– Мы проследили за юным королем. Они побеседовали о чем-то с этим великаном, а потом быстро ушли куда-то. Мы хотели и тут проследить, но этот Цербер вдруг остановился и обернулся. Ах, мадам, у нас душа ушла в пятки от одного его взгляда. Хорошо, что он нас не увидел. Но дальше мы не пошли.

– Почему?

– Да ведь он убил бы нас обеих, как мух, если бы заметил, что за ними шпионят.

– Клянусь, мадам, мы даже помолились Богу, что остались незамеченными, – добавила Ирэн.

– Что ж, пусть так, – зловеще улыбаясь, проговорила Сусанна, – но завтра новый день, и ему от меня не уйти, так же как и от объяснений с отцом.

– То, что мальчишка сбежал, вызывает массу вопросов, на которые есть один вразумительный ответ, – сказала Ирэн. – Он попросту испугался. Ведь годами вы почти одногодки с его матерью. Как же должен был поступить сын, увидев мать голой, да еще и зовущей его к себе? Именно такую картину, думается мне, малыш и представил себе.

– Вопрос теперь в другом: что делать? – сказала Агнес. – Случай курьезный, огласка грозит скандалом.

– Я добьюсь своего во что бы то ни стало!

– Поступив так же?

– И не иначе. Ни к чему терять время, выжидая. Мальчишка сдастся, надо быть настойчивой.

Однако ей возразила Ирэн, всегда отличавшаяся рассудительностью:

– Позвольте заметить, мадам, но, предприняв это, вы совершите еще одну ошибку вместо того, чтобы исправить предыдущую.

– Ошибку? – с удивлением воззрилась на нее Сусанна. – В чем же она, по-твоему?

– Здесь не тот случай, когда дело решает стремительный натиск. Мы не на войне. В любовных делах такие действия часто приводят к поражению, что и случилось с вами.

– Но я не могу ждать, тебе ведь известны мои принципы.

– Если бы Пенелопа не умела ждать, не быть бы Одиссею больше царем Итаки. Как видите, терпение помогло царице сохранить любовь, вам же оно поможет ее завоевать.

– Что же, по-твоему, я должна сделать?

– Подружиться с мужем, найти путь к нему, дать ему время настолько привыкнуть к вам, чтобы любовь сама вспыхнула в его сердце как нечто вытекающее из этого. Тогда и придет время собирать камни и вить из мужа веревки. До той поры не советую предпринимать никаких решительных действий, иначе это приведет к тому, что юный король возненавидит супругу и станет искать способ избавиться от нее навсегда.

– Полагаешь, он сумеет найти такой способ? Посмеет прогнать свою жену? Но куда? Найдется ли место, где никто бы не знал, кто я такая и никому бы не было до меня никакого дела?

– Увы, мадам, такое место есть.

– Что же это?..

– Монастырь.

Сусанна вскрикнула и побледнела. Ирэн тем временем, выдержав паузу, продолжала:

– Тогда никто уже вас не спасет, даже ваш деверь. Капет сильнее епископа, ему покровительствует император, вернее, императрица Феофано, под каблуком у которой сам папа.

Сусанна тяжело дышала, брови были сдвинуты, взгляд устремлен в одну точку – на пламя свечей в канделябре; язычки этого пламени плясали в глазах фламандской вдовы.

Наконец, не поворачивая головы, она, усмехнувшись, произнесла:

– Нет… Этого не будет. Я слышала, конечно, что король франков – избранник Божий, но папа не пойдет у него на поводу. Да и с какой стати станет вмешиваться в это императрица?

Ирэн загадочно улыбнулась. Особа расторопная, она была посвящена в тайны, неведомые фламандской графине. И тут же поделилась одной из них:

– Здесь я вынуждена вернуться к этому гиганту, брату короля, который увел вашего супруга в неизвестном направлении.

– И который самым нахальным образом отчитал меня в присутствии двора в день нашего приезда? О, я отомщу этому Гераклу, надев на него плащ, пропитанный кровью кентавра[26].

– Вам не следует играть роль Деяниры, мадам; напротив, вы должны быть милы и обходительны с этим человеком. Любовным чарам он по вполне понятным причинам не поддастся, но вам это и не нужно. Важнее другое: расположив нормандца к себе, тем самым обезоружить его.

– Но с какой стати? Что за игру ты ведешь, Ирэн?

– Игра не сложная, а выигрыш завидный. Дело в том, что этот Голиаф в самых теплых отношениях… с императрицей Феофано. Он переспал с ней.

– Святые небеса… – пробормотала Сусанна, в недоумении глядя на верную подругу.

– Теперь вы, надеюсь, понимаете, что стоит ему сказать слово любовнице, и от вас не останется и следа.

– Час от часу не легче! Но откуда тебе это известно?

– Брат моего любовника живет в Ахене, где нынче двор императрицы. Оттуда до Гента не так уж далеко. Братья встречались месяц назад. Я присутствовала при их беседе и узнала, что ко двору Феофано приезжал нормандский граф.

– Фи! Из этого ничего не следует, он мог быть обычным послом.

– Обычного посла, мадам, императрица не стала бы провожать лично, да еще и мило улыбаясь ему при этом.

Графиня выглядела совсем обескураженной, ее угрюмое молчание служило тому подтверждением. Ирэн тем временем продолжала:

– Поэтому будьте поласковее с нормандцем, это для вашей же пользы. Что касается короля, то послушайте моего совета, который я дала вначале.