Эрик залился слезами. Нелли обняла его по-матерински и пояснила:

– Он всегда боялся крыс.

– Правильно делал, – одобрил Цицерон.

– А потом пришел в себя и говорю: «Я – не Гай, а Эрик». Как они забегали!

– Кто?

– Ну я. То есть не я, а мое тело и этот крыс, Марций. Зажали меня в какой-то ящик. Слышу: «Надо доделать! Триарий Сефлакс нам хвосты оборвет!»

– Это кто такой? – Нелли повернулась к Цицерону.

– Не знаю! Я не могу знать всех крыс на свете.

– Марций говорит: «Флора! Там девчонка рядом. Проснется, начнет визжать. Замени ее и отойди в сторону!» В общем, у них все пошло наперекосяк. Ты, Нелли, то есть не ты, поднимаешься и уходишь. Слышу: «Фло, идиотка, вернись!» А она говорит твоим голосом: «Я готова к подвигу! Такой возможности больше не будет».

– Это почему? – строго спросила Нелли Цицерона.

– Девчонок редко замещают, – пояснил он. – А женскую сущность, прости, Нелли, можно только в женское тело.

– Понятно, – осуждающе сказала Нелли. – Эрик, ты знаешь своего замещенного?

– Да. Некий Фульвин, который, как я понял, очень злой. Он пнул ящик, в котором я сидел, и говорит: «Я должен был стать Гаем, а не каким-то слюнтяем!» А тут, у Руфа, один посвященный в это дело подходит ко мне и спрашивает: «Так ты теперь не Фульвин?» «Нет», – говорю я. Он трах меня по голове!

– Эрик, ты даже среди крыс находишь тех, кто тебя бьет. Видела я этого Фульвина. Правда, он такой гад! А Гай?

– Ничего не знаю, Нелли. Даже не пойму, получилось ли у них что-то.

– Дальше-то что? – с интересом спросил Цицерон.

– Потом Фульвин понес меня к морю. В ящике. Смотрел-смотрел, а потом говорит: «Утопить тебя надо! Но не буду этого делать. Теперь ты – я. А у меня лапа не поднимается себя убить! Я тебя в такое место доставлю, как раз для тебя». И принес к Руфу. Я не стал подопытным. Видимо, Фульвин с ним договорился. Поэтому жив. Только немного испытывал таблетки, но не смертельного качества.

– Вот йог дурной! – зло сказала Нелли.

– Что ты, Руф замечательный! Я тут много узнал. Быстро научился читать. Руф доверил мне формирование гербария с ядовитыми растениями.

– Так ты – ботаник! – с уважением сказал Цицерон. – Это ценное качество.

– А еще я знаю о зеленом сиянии, – таинственно сообщил ободренный Эрик.

– Ну до Нелли тебе далеко! – отмахнулся Цицерон. – Она успела побывать в Храме Священного Сияния.

– Невероятно, Нелли! – Глаза Эрика округлились. – Ты была у фламинов и осталась жива? Знаешь, что от фламинов никто не возвращается?

– Теперь знаю, – мрачно ответила Нелли.

– Нелли, они будут преследовать тебя, – всполошился Эрик.

– Не они одни! Эрик, тут за мной идет такая охота: кое-кто пытался убить, Руф эксперименты проводит, некий Коклесс, которого я никогда не видела, вообще ждет случая со мной расправиться.

– Я его видел, – почти шепотом произнес Эрик. – Вчера он был у Руфа. У него оба уха надорваны и рыжая полоса по спине. А вместо одного глаза шрам.

– Что он делал у Руфа? – удивилась Нелли.

– Не знаю, только Руф был очень зол, когда говорил с этим Коклессом.

– Понятно, – сухо сказала Аврора, до этого момента молчавшая.

Цицерон поднялся с места, ухватил Аврору за загривок и молча оттащил в сторону. Упиравшаяся Аврора что-то шипела Цицерону в топорщащееся ухо. Но ему удалось дотащить ее до невысоких кустов. Корнелий, бросивший взгляд на Нелли, в котором читалось извинение, поплелся за ними.

– Руф говорил что-нибудь обо мне? – спросила Нелли, используя то, что их с Эриком оставили одних.

– Нет, но он говорил, что фламины выпустили ихневмона, который нам всем, то есть им всем, покажет, где у Нумена хвост крепится. Я думаю, это о тебе.

– Почему обо мне?

– Он ругался «ихневмон двухцветный».

– За что ты отвечал у Руфа? За сбор растений?

– За сортировку, описание, сушку…

– Хорошо, хорошо! Растение крысоцвет знаешь?

– Нет. А такое есть?

– Думаю, да. Попробуй найти о нем хоть что-нибудь. Только очень осторожно.

– Я понял. А зачем?

– Оно поможет вернуться.

– Откуда знаешь?

– Знаю, и все. Будь осторожнее!

– Нелли, я так рад, что уже не против побыть крысой.

– Недолго осталось.

Нелли и Эрик не видели, что рядом, за наполовину присыпанной песком шиной, сидел Корнелий и внимательно слушал их разговор.

умерки, как опытные десантники, незаметно выползли из лесочка, скатились с прибрежных насыпей и залегли в оврагах, примыкавших к ложбине реки Сит. Потянуло вечерней сыростью. Крысы держали хвосты повыше, стараясь не касаться холодной испарины на траве.

Корнелий повел отряд на другой берег ему одному вéдомой дорогой – по полузатопленным шинам, влажным камням, нависшим над водой веткам, палкам и щепкам, которые принес разгулявшийся поток, а потом оставил заторами в узких местах, где смогла просочиться только вода.

Перебравшись через почерневшие к ночи воды реки, крысы некоторое время бежали вдоль берега вверх по течению. Тем же составом и в том же порядке, что в начале путешествия: Корнелий, Нелли, Аврора, Цицерон и пыхтящий Нума. Двигались молча.

Это устраивало Нелли. Можно было подумать, переварить услышанное и события, которые валились в кучу, как ингредиенты в салат.

Эрик в последний момент всплакнул, но Нелли хотелось, чтобы они расстались, твердо решила: Эрику лучше работать у Руфа в относительной безопасности, а не шастать вместе с ней в неизвестных мирах и сталкиваться с непереносимыми для впечатлительной натуры явлениями. Она убедила своего друга и подопечного, что в любом случае его не оставит. Даже если они останутся грызунами навсегда.

«Вот ведь какое дело! – на бегу думала Нелли, лавируя во влажной траве. – Смена шкуры не меняет сути начинки. Разве Эрик изменился? Остался таким же покладистым и дотошным. Руф даже поручил ему сбор гербария! Разве я изменилась? Да, многое узнала. Но осталась собой. Хотя бегу сейчас на четвереньках. И здорово бегу!»

За время своего короткого пребывания на земле Нелли ни разу не усомнилась в том, что в будущем изменится – станет умной, сильной, уверенной в себе и, конечно, невыразимо прекрасной. Взрослея, она чувствовала, что меняется, в основном, снаружи. Причем независимо от собственного желания. Нос, который она ожидала увидеть ровным и тонким, сделался курносым. Щеки, которые были предназначены для того, чтобы в будущем красиво подчеркивать скулы, нахально округлились и в самый неподходящий момент заливались таким горячим румянцем, что, по словам тетки Джен, на них можно приготовить пару тостов.