Установить удалось, что великий князь (так же, как его супруга, но больше никто) выезжает на карете с белыми ацетиленовыми фонарями. Каляев и Моисеенко в лицо знали кучеров Сергея Александровича и таким образом могли отличить его карету от кареты Елизаветы Федоровны. Выяснили, по каким дням и в какое время великий князь ездит в Кремль.

Оставалось довести дело до конца. Для этого нужны были люди. Савинков отправился в Баку, где должен был встретиться с неким рекомендованным Азефом старым народовольцем. Но того на месте не оказалось; вместо него в БО попросился Петр Александрович Куликовский, бывший студент Петербургского учительского института. Савинков допросил его по строгой «азефовской» системе и счел годным. Итак, уже было налицо пять человек. В «деле на Плеве» на финальном этапе участвовало восемь, но это была все-таки перестраховка.

Между тем по возвращении в Москву Савинкова ждала неприятная неожиданность. В городе появилась листовка следующего содержания:

«Московский комитет партии социалистов-революционеров считает нужным предупредить, что если назначенная на 5 и 6 декабря политическая демонстрация будет сопровождаться такой же зверской расправой со стороны властей и полиции, как это было еще на днях в Петербурге, то вся ответственность за зверства падет на головы генерал-губернатора Сергея[148] и полицмейстера Трепова. Комитет не остановится перед тем, чтобы казнить их»[149].

Савинков встретился с Зензиновым (представителем комитета, будущим членом БО) и объяснил ему, что не надо дилетантских глупостей: Сергеем Александровичем уже занимаются специалисты. Но испуганный великий князь спешно покинул Тверскую площадь: наблюдение пришлось начинать сначала. Дни ушли только на то, чтобы понять, что Сергей Александрович переехал в Нескучный дворец.

Так закончился 1904 год.

В первой декаде января ситуация в стране снова, за считаные дни, радикально изменилась. Всеобщая забастовка петербургских рабочих и затея с «петицией» закончились массовым шествием 9 января и бойней, которой не хотел никто — ни Гапон, ни революционеры, ни впавшие в ступор власти. Святополк-Мирский подал в отставку. Николай бессмысленно метался от либерализма к суровости. Петербургским генерал-губернатором (саму должность восстановили, 40 лет ее не было, столицей управлял градоначальник!) был назначен московский полицмейстер Дмитрий Федорович Трепов — с чрезвычайными полномочиями. Все это ненадолго отвлекло москвичей от покушения. Савинков ездил в Петербург, принимал в Москве инженера Петра Моисеевича (Мартына) Рутенберга[150], ставшего правой рукой и «ангелом-хранителем» Гапона.

Только 15 января Савинков вернулся к своим, так сказать, московским обязанностям.

В это время приехавшая в Москву Ивановская познакомила его с писателем Леонидом Андреевым. Будущий автор «Рассказа о семи повешенных» свел Савинкова с неким князем NN, который сочувствовал революции и в то же время хорошо знал распорядок и образ жизни градоначальника. Он «с большой охотой согласился давать нужные сведения» — но не дал ничего. Пришлось ограничиться данными «наружки».

Покушение было назначено на 2 февраля. В этот день в Большом театре давали спектакль в пользу склада Красного Креста, попечительницей которого была великая княгиня Елизавета Федоровна. Княгиня с супругом должна была присутствовать на представлении.

Дора приехала из Нижнего и остановилась в «Славянском базаре». В семь вечера к гостинице подошел Савинков; из подъезда вышла Дора с двумя заряженными ей накануне бомбами. В Черкасском переулке их ожидал Моисеенко с санями. Компания отправилась сперва на Ильинку, где их ждал Каляев, потом на Варварку, ко второму метальщику — Куликовскому. В восемь часов Каляев стал на Воскресенской площади, а Куликовский — в проезде Александровского сада. Таким образом, великокняжескую карету ожидали на обоих возможных проездах к театру. Оба террориста были одеты по-мужицки, в поддевках, картузах, сапогах бутылками, с ситцевыми сверточками в руках. Савинков ждал развязки в Александровском саду.

Но Сергей Александрович не был убит в этот день. Неожиданно Сергей и Елизавета приехали в одной карете. Да еще с ними были дети. Не родные (у Елизаветы Федоровны не было детей): племянники, дети великого князя Павла Александровича, пятнадцатилетняя Мария и четырнадцатилетний Дмитрий[151]. Их мать рано умерла (рожая Дмитрия), отец с новой (морганатической) супругой вынужден был уехать за границу, и Елизавета Федоровна взяла детей на попечение, фактически усыновила.

Рука «Поэта» дрогнула. Он обещал кинуть бомбу в карету на обратном пути, если партия (в лице товарищей по БО, точнее — лично Савинкова) прикажет. К чести Савинкова — он не приказал.

Это было исключительным явлением в истории русского революционного террора. «Народная воля», устраивая взрывы царского поезда или Зимнего дворца, не думала о невинных жертвах. Тень кучера графа Плеве не являлась ни Сазонову, ни Савинкову, ни тем более Азефу. Но детей патетические убийцы пожалели.

Очередная попытка была назначена на 4 февраля. Но утром этого дня террористов ожидало новое неприятное известие: Куликовский покинул Москву, сообщив, что переоценил свои силы и не готов работать в терроре. Через несколько месяцев, 28 июня, он, действуя в одиночку, наудачу, застрелил уже следующего московского генерал-губернатора, графа Шувалова. Вероятно, таким образом он решил «реабилитироваться». Пока же он поставил под удар эсеровское предприятие.

Решение нужно было принимать на ходу. Было два варианта.

Первый — заменить Куликовского кем-то другим.

Но Савинков не мог лично участвовать в покушении, чтобы не «засветить» человека, давшего ему паспорт. А Моисеенко, прежде чем самолично идти на дело, должен был продать лошадь и извозчичью пролетку, числившихся на нем, — иначе «его арест повлек бы за собой открытие полицией приемов нашего наблюдения». Значит, покушение пришлось бы отложить, и не на один день. Надо было разряжать и снова заряжать бомбы, а это каждый раз было сопряжено со смертельным риском. Савинков и Каляев боялись, что Дора повторит судьбу своего возлюбленного Покотилова.

Был другой путь — ограничиться одним метальщиком и действовать все-таки сегодня.

На сей раз маршрут князя был безвариантен: он ехал от Николаевского дворца в Кремле в генерал-губернаторский дом на Тверской. По идее, одного метальщика должно было хватить. Но Савинков опасался неудачи. Плеве убивали вчетвером!