– Идите скорее, а я погляжу, кто там с ружьишком балуется, – сказал я.

Выстрел подействовал на беглецов сильнее любого аргумента, и они торопливо направились в сторону вершины.

Я продолжил путь. Новых выстрелов не услышал, зато сбился с выбранного направления.

Потом мне повезло. Я услышал чьи-то шаги и юркнул в ближайший кустарник. Вскоре в просветы между ветками и листвой я увидел четырех пиратов. Одеты они были так же, как и остальные. Один из них прижимал к груди явно сломанную руку, но у другого я заметил современный охотничий карабин. Вид оружия вынудил меня действовать.

Отправляясь на разведку, я совсем не собирался вступать с кем-либо в бой. Захватить одинокого языка – дело другое, но оружие влекло меня, как колодец – умирающего от жажды. Я слишком хорошо помнил, что на тридцать человек у нас всего один автомат, и не собирался осторожничать.

Я дождался, пока вся четверка не прошла мимо, тихо выскользнул из-за кустов, оказался за их спинами и открыл огонь. Только один из пиратов успел что-то понять и рвануться в сторону. Пришлось потратить на него лишнюю пулю.

Я торопливо перезарядил револьвер и схватил вожделенную добычу.

Трое пиратов не имели при себе ничего, кроме уже знакомых кремневых ружей и пистолетов, зато рядом с четвертым и впрямь лежал карабин. Подняв его, я мгновенно узнал оружие, которое лишь позавчера – и целую вечность назад – держал в руках.

Тогда я еще не знал, что случилось с владельцем этого сокровища, самодовольным и туповатым Пашкой. Но захваченный пиратами карабин красноречиво поведал мне о Пашкиной участи.

На сантименты не было времени – это лишь в фильмах герой долго и эффектно клянется отомстить за смерть друга. Да и какой мне Пашка друг? Один из многочисленных знакомых, ушедший в последний путь раньше отведенного времени. Но разве один он? В чем-то им даже легче: они уже отмучились на грешной земле, а нам, живым, приходится продолжать эту не очень приятную эпопею.

Я записываю эти размышления задним числом, а тогда я лишь мимоходом помянул Пашку, а руки сами торопливо передернули затвор.

Карабин оказался незаряженным. Именно незаряженным – в стволе не было никаких следов пороха, – и я торопливо обыскал убитых в поисках патронов. Но ничего не нашел. Значит, из карабина так ни разу и не выстрелили.

Умирающий от жажды добрался до вожделенного колодца, забросил туда ведро и убедился, что никакой воды там нет. Такого удара от насмешницы-судьбы я не получал уже давно, но сдаваться не хотелось. Раз Пашка не сделал ни единого выстрела, то пираты или попросту не заметили коробку с сотней патронов, или же она была потеряна еще раньше. Предстояло проверить оба варианта. Я прикинул, откуда шли пираты, и побежал в ту сторону.

Уже по дороге я вспомнил про одинокий выстрел и подумал, не пристрелили ли Пашку из засады? Конечно, он мог погибнуть и раньше, но все же мне первым делом хотелось осмотреть место его гибели. Вдруг повезет и я найду то, что превратит красивую, но бесполезную сейчас вещь в грозное оружие.

Я был начеку и вовремя успел спрятаться и пропустить мимо торопливо спешащих навстречу пиратов.

Их было пятеро. Я мог бы без особого труда уложить их всех, но лишняя стрельба не входила в мои планы. Что толку, если число противников уменьшится на пять человек, когда оставшихся будет в сто, а то и в двести раз больше? Капля в море. Вдобавок, на выстрелы могут сбежаться новые флибустьеры, а на перестрелку с теми – еще. И так до тех пор, пока у меня не кончатся патроны.

Нет, смерти я не боялся, но не хотелось погибать без всякого смысла. Да и оставшиеся пассажиры все еще нуждались во мне.

Я пропустил спешащих пиратов и, едва они скрылись среди деревьев и кустов, побежал дальше.

В своем укрытии мы сидели довольно долго. Два одиноких, запуганных человека посреди полного опасностей леса. Идти куда-либо было просто страшно. Да и куда идти? Жди нас земля обетованная, был бы смысл рискнуть, но я точно знал: нет сейчас для нас такой земли. Остров превратился в ловушку. Клочок суши, окруженный со всех сторон не то морем, не то океаном, и сколько по нему не ходи, рано или поздно все равно наткнешься на бандитов.

Но и оставаться на месте было не менее глупо. Пираты были просто вынуждены прочесать весь остров. После столь жестокого и кровавого нападения они должны избавиться от ненужных свидетелей. Да и без всяких прочесываний они могли наткнуться на нас в любую минуту.

У нас имелась одна-единственная цель: уцелеть. Неважно как, но выжить. И вовсе не для того, чтобы поведать ничего не подозревающему миру о невиданной жестокости поклонников британской старины. Все это пышные фразы, не более. Уцелеть надо хотя бы потому, что когда убивают, бывает очень больно. Даже без боли – прекращать свое существование раньше отведенного времени…

Будь мы на материке, все было бы ясно. Уходи как можно дальше, пока не наткнешься на первый попавшийся город. А там тебя волей-неволей защитит полиция. Но куда уйти с острова?

Я решил подойти к вопросу с другой стороны. Вдвоем прятаться легче, чем сотней, но чтобы чувствовать себя при этом спокойно, надо быть Кабаном. Или с Кабаном. На самый худой конец – с Пашкой. Пашка все-таки охотник, да и оружие у него есть. Ну почему я не прихватил какой-нибудь пулемет?

Впрочем, даже пулемет не обеспечил бы мне покоя. Мало иметь оружие, им надо еще и уметь пользоваться.

Думать прекрасно, но надо найти выход. Или того, кто найдет выход. Кабана или Пашку, Пашку или Кабана. Вот только где? Не вопить же на весь лес, в глупой надежде, что услышат и придут! Услышать-то услышат, да, боюсь, не те.

И тут меня осенило: гора! Хороший обзор, а главное, за все время пребывания на острове мы больше нигде и не были. Может, конечно, статься, что ни Пашки, ни Кабана и в живых давно нет. Но если живы, горы не минуют, заберутся туда, хотя бы чтобы узнать обстановку.

Я объяснил свой план Ленке, и мы пошли. Мы были в такой чаще, что даже прикинуть направление на гору оказалось нелегко. Со всех сторон нас окружал густой лес. Не покажись на небе солнце, боюсь, мы забрели бы совсем не туда.

Идти было трудно и страшно. Каждую секунду мы ожидали страшной встречи и постоянно находились настороже. Несколько раз мы слышали вдалеке редкие выстрелы, а однажды – близкие грубые голоса, после которых долго прятались в кустарнике.

Потом… Потом впереди послышался испуганный женский визг. Он звучал и звучал, потрясая душу, и вдруг резко оборвался на высокой ноте. Мы стояли, прижимаясь друг к другу, словно это могло нас спасти, а потом крик повторился.

Теперь он звучал гораздо слабее, с большими перерывами. Видно, силы у неизвестной женщины подходили к концу, но не было конца мучениям. Мы вынуждены были свернуть в сторону, обходя страшное место, а крик то замолкал, то звучал снова, и наконец стих совсем.