Люди могли успокаивать себя тем, что ОГПУ гоняется за подпольными миллионерами и его не интересуют малоимущие. Однако даже действия против «крупных держателей ценностей» в период работы Торгсина были противоправны. Начав валютные операции с населением в Торгсине, руководство де-факто разрешило ВСЕМ иметь ценности. И чем больше, тем лучше – больше принесут в Торгсин. В Торгсине не было социальной дискриминации, столь характерной для 1930‐х годов. Обычные люди рисковали наравне с «богачами», решая, идти ли в Торгсин. Документы свидетельствуют, что ОГПУ проводило аресты огульно, а жертвами кампаний становились в основном «мелкие держатели ценностей». Перечисленные в документах конфискованные суммы являются зачастую чисто символическими – несколько золотых монет, несколько рублей бонами Торгсина. Среди конфискованных товаров – не меха, икра и антиквариат, а обычные продукты – банка консервов, бутылка «торгсиновки»52, мешок муки.

Надеяться на то, что репрессии направлены лишь против спекулянтов, тоже не приходилось. Под видом борьбы со спекуляцией ОГПУ регулярно и осознанно в интересах выполнения валютного плана своего ведомства проводило аресты и конфискации во время совершения легальных операций – покупки товаров в самом магазине, а то и на дому при отсутствии совершения каких-либо сделок.

Причина арестов ОГПУ, которую пытались постичь советские граждане, решая, идти ли в Торгсин, состояла в том, что у людей было что забрать – валюта и золото. Ни пролетарское происхождение, ни мизерность накоплений, ни законность операций не гарантировали защиту от слежки, обыска, конфискации имущества или ареста. Бояться приходилось всем. Решал случай: совпадет ли поход в Торгсин с очередным рейдом ОГПУ или нет. Любое посещение Торгсина было опасно. Рутинная покупка хлеба могла стать роковой. Слово «поход», которое подразумевает лишения, трудности и опасность, как нельзя лучше подходит для, казалось бы, обыденного события – посещения магазина. Советская повседневность имела авантюрный характер. В советской жизни была обыденность приключения и в том смысле, что приключения случались каждый день, и в том, что они случались по самому обыденному поводу. Кто знает, сколько бессонных ночей провели люди перед тем, как решиться пойти в Торгсин.

Люди относились к Торгсину с недоверием, так до конца и не поверив в законность своих прав на проведение валютных операций. Не случайно во время арестов в магазинах Торгсина покупатели, как правило, не пытались защищаться, а разбегались кто куда. Работники ленинградского Торгсина признавались, что введение именных товарных книжек привело к падению сдачи ценностей, несмотря на то что при оформлении книжки не требовалось предъявлять документы, удостоверявшие личность. Распространялись слухи о том, что Торгсин «организован в помощь ОГПУ», являлся его «подсобным хозяйством», «ловушкой для сдатчиков золота», что покупателей в Торгсине фотографируют и дают о них сведения «в органы». Связь с ОГПУ отпугивала покупателей. Заведующий валдайским отделением Торгсина, например, объяснял срыв валютного плана универмага тем, что в кассе работала жена агента ОГПУ, «которую все население знает и задает вопрос, зачем она здесь посажена». В Алма-Ате люди боялись приходить в Торгсин, потому что продавцом работала жена руководителя торговой группы местного ГПУ. Во все торгсиновские конторы поступали запросы населения о том, не опасно ли получать переводы, «в связи с производимой ОГПУ выемкой» золота. Страхи были настолько расхожими, что случаи, когда поход в Торгсин проходил без последствий, могли удивить:

После рейда ОГПУ магазины пустовали. Слухи распространялись быстро. Покупатели затаивались, пережидали. Торговля была парализована. Так, в Херсоне в ноябре 1931 года в результате операций местного ГПУ ежедневная выручка Торгсина упала с 700 до 100 долларов. В Котласе после арестов, проведенных ОГПУ в декабре 1932 – январе 1933 года (было арестовано 100 человек), торгсиновская торговля практически прекратилась. Ежедневная выручка Торгсина в Тифлисе с октября по декабрь по той же причине упала с 800–900 рублей до 200–300 рублей в день. Управляющий Туркменской конторы Торгсина жаловался, что, едва начавшись, торговля в Керках из‐за репрессий ГПУ развалилась – поступление ценностей упало с 300–400 рублей до 50–70 рублей в день. Торгсин бил тревогу и подсчитывал урон: падение валютных поступлений, негативное моральное воздействие на покупателей и международная политическая огласка, которая была на руку врагам СССР.

Репрессии страшили, но голод заставлял идти в Торгсин. Приходилось хитрить. Люди уезжали в другой город сдать ценности и купить товары. Там их никто не знал. Если видели знакомого, немедленно уходили из магазина, иногда даже не забрав ценностей. Особенно осторожничали крестьяне или, как выразился автор донесения, «особенно из деревень публика боится». В отчете Нижегородской конторы Торгсина сообщалось, что, прежде чем купить, крестьяне вели наблюдение и даже провожали покупателей до их квартир, затем снова возвращались в магазин наблюдать. Шепотом спрашивали продавца: «А меня не арестуют? У меня монеты». Похожий наблюдатель описан и в донесении уполномоченного Торгсина в Ташкенте. Напуганные арестами ОГПУ, осторожничали и горожане. В только что открывшийся универмаг в Ташкенте (март 1932 года) жители первое время несли только золото-лом, «так как этот вид ценностей не вызывал опасений у сдатчиков».

А были и такие, кто взял на вооружение методы ОГПУ. Маскируясь под агентов, они грабили покупателей Торгсина. Управляющий Московской городской конторой Торгсина предупреждал директоров подведомственных универмагов:

Ради выполнения валютного плана Торгсин защищал покупателей. В документах упоминаются случаи освобождения людей от ареста и возвращения конфискованных товаров и денег. Однако опасения, что Торгсин работал на чекистов, имели основания. В 1935 году последний председатель Торгсина М. А. Левенсон сообщал управляющим контор:

Таким образом, Торгсин не возражал быть доносчиком, если это оставалось секретом для покупателя. Администрация магазинов, как следует из письма Левенсона, стала внештатным агентом «органов». У ОГПУ/НКВД имелись в Торгсине и частные агенты, внедренные или завербованные среди работников. Они поставляли информацию о валютных сбережениях граждан.