Вскоре после этого Крис укатил из дому на «тандерберде», подаренном отцом на восемнадцатилетие. Благодаря машине он надеялся привлечь девушку, но неделей позже продал отцовский подарок и раздал деньги. Родители даже не пытались найти сына, а к отъезду отнеслись как к печальной неизбежности. За следующие несколько лет Крис исколесил всю страну и перепробовал множество профессий: был электриком, механиком, охранником на автостоянке. Каждый новый город он исследовал вдоль и поперек, выбирал самый бедный район и снимал там квартиру или комнату. Иногда приходилось жить в пикапе. Затем искал храм — католический, баптистский, епископальный или методистский — не важно, молился, участвовал в имеющихся благотворительных программах и через несколько месяцев, максимум через год снимался с места. Пересекая Юту, Крис познакомился с миниатюрной, ясноглазой девушкой-католичкой и взял ее в жены. Они вместе молились, зато почти не разговаривали и редко занимались любовью. Тем временем отец, неприметный стоматолог, умирал от разочарования: его единственный сын стал бродягой, перекати-полем, религиозным фанатиком. Джонни втайне надеялся: Крис опомнится, вернется в Джерси, получит диплом и выберет достойную профессию. Увы…

Однако Джонни и Дот не знали самого страшного: за годы вера в Библию сошла с Криса, словно короста с затянувшейся раны. Христос, по-прежнему живший в его сердце, перерос постулаты Священного Писания, это Божество решительно не вписывалось в рамки одной системы. Разве подобные мысли приличествуют смиренному христианину? Молодой человек перестал ходить в церковь, однако не мог признаться родителям, что разочарован и в религии. С надоевшей женой на буксире он метался по стране, гонимый верой, которая, потеряв смысл, форму и название, мучила соблазном увидеть скрытый тьмой Лик. Крис превратился в изгнанника, не способного справиться с безобиднейшими бытовыми проблемами, найти достойную работу, занять место в обществе, а золотой свет догмы уже погас. Парень чувствовал, что стоит у самой границы гостеприимного, безопасного лона — лона церкви. Всего-то требовалось вернуться в него. Но Крис опоздал: он везде стал чужим.

Пиппа жадно ловила каждое слово молодого человека. Закончив рассказ, Крис принялся за тосты.

— Ну, что думаете? — спросил он.

— Ничего.

— Нет, нет, говорите!

— Ты кажешься таким умным, очень жаль… Жаль, что никак не можешь найти дело по душе. Сразу бы полегчало…

Господи, зачем она это брякнула?! Слушая историю жизни Криса, Пиппа столько всего почувствовала: понимание, тревогу, восхищение, — но стоило открыть рот, по обыкновению представила себя меркантильной домохозяйкой.

Крис откинулся на спинку стула и взглянул на Пиппу. В глазах пугающим калейдоскопом промелькнули удивление, боль и гнев.

— Ясно, — процедил он, — спасибо за совет.

— Мне не хотелось тебя обидеть, извини!

— Знаешь… Возвращайся-ка лучше в свой тесный мирок, в норку, которую себе вырыла. Уверен, несмотря на все проблемы, ты там очень счастлива.

Пиппа вскочила, прижав к груди сумочку. Сердце бешено стучало. Крис, как ни в чем не бывало, ел тост.

— Знаешь, а ты вправду кретин! — выпалила она.

— Я предупреждал! — Склонившись над тарелкой, парень собрал остатки картофеля. — До встречи в государстве старых пердунов! — бодро проговорил он, кусая поджаристый ломтик.

У двери Пиппа обернулась, в полном замешательстве посмотрела на парня и, мелко дрожа, бросилась к машине. Сев в салон, она засмеялась, да так, что на глазах выступили слезы.

Вернувшись домой, она приготовила Гербу греческую питту со шпинатом, аккуратно переложив слоеное тесто смесью шпината и феты, затем налила себе большой стакан гранатового сока, вышла во двор и устроилась в кресле. Половина второго, с минуты на минуту придет Герб. Взгляд Пиппы метнулся к дому Надо — желтый пикап стоял на подъездной аллее. Вот парадная дверь открылась, Крис спустился по ступенькам и сел за руль. Странный парень! Пиппа никогда таких не встречала: неприятный, но есть в нем что-то трогательное. В тот момент, когда Крис Надо завел мотор, на плечо Пиппы легла ладонь, и она вздрогнула от неожиданности.

— Думала, это престарелый грабитель? — спросил Герб.

— Нет, просто думала.

— Извини, что утром был не в духе.

— Ничего страшного.

— Такая жара! — посетовал Герб. — Схожу в душ, а потом можно обедать.

Быстрее поставить питту в духовку и заправить салат! Стол лучше накрыть на веранде.

— А ты есть не хочешь?

— Я поздно позавтракала. С Крисом… Сыном Дот, помнишь?

— С полуфабрикатом?

— Угу. Мы встретились в круглосуточном магазине, и он пригласил на завтрак.

— Странно! — хмыкнул Герб.

— Крис сказал, что он кретин.

— А сама как считаешь?

— Скорее, он маниакально честен, и это делает его весьма неприятным. Герб…

— Да?

— У меня опять было…

— Что именно?

— Лунатизм, вчера ночью я даже села за руль.

— Господи!

— Проснулась в круглосуточном магазине, Крис там работает в ночную смену. По правде, так мы и познакомились…

— Ни разу не слышал, чтобы во сне водили машину. Разве это возможно?

— Вероятно, у меня особенный случай.

— Тебе лучше показаться специалисту.

Судя по контингенту в приемной, доктор Шульц принимал исключительно пожилых. Его пациенты были как на подбор: либо на ходунках, либо с палочкой, либо в широких белых брюках. Эластичные ремни, панталоны, мягкие теннисные туфли, рубашки и блузки пастельных тонов. Пиппу мутило от слова «панталоны»! Кто решил, что старики должны так одеваться? Пиппа с негодованием оглядела сидящих в соседних креслах. Она злилась на них за то, что дожили до никчемного «овощного» возраста, за то, что стали жутко медлительны. Если честно, старость вызывала у нее отвращение. А ведь Герб еще не совсем стар. Пока нет… Вернее, стар, но держится молодцом: ни дряблого рта, ни по-детски бессмысленных глаз, ни скованности в движениях. Пиппа содрогалась при мысли, что безжалостное время проглотит ее мужа. Нет, нет, она знала, что будет и любить, и ухаживать, но постепенно, в зависимости от того, как долго Герб протянет в немощном состоянии, забудет его силу, непобедимость, даже его иронию. Господи, ну и ужас! Самой Пиппе слишком долго жить не хотелось. Ну, в разумных пределах, чтобы встретить старость, но не дойти до дряхлости.

— Пиппа Ли! — позвала медсестра.

Доктор Шульц буквально источал бодрость и энергию. Лысина блестела, белки глаз сверкали. Под плотно сидящими брюками бугрились икроножные мышцы — сложением он напоминал спортсмена, гребца, например. Как же ему удается поддерживать такую прекрасную форму при ежедневном общении с развалинами-пациентами? Вероятно, он вампир, высасывающий из них остатки сил и молодости. Доктор задавал стандартные вопросы. Дата рождения? От чего умерла ваша мать? От того, что сердце остановилось, вот от чего. От того, что перепила каликов. Нет, это лучше опустить. А отец? От аневризмы.