В 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии эскадрилью легких транспортных самолетов Ан-2, которую от расположения 234-го гвардейского Черноморского полка отделял невысокий забор, шутливо называли «Зазаборной эскадрильей». «Летуны» об этом прозвище знали и не обижались, поскольку происхождение оно вело от тех времен, когда на этом же месте располагался воздухоплавательный парк, оснащенный аэростатами. Завершив свою военную службу по обороне Ленинграда в годы войны, они стали незаменимыми для подготовки десантников. Получилось будто в поговорке — «дешево и сердито». Лебедка, трос, небольшая гондола, некоторое время для надувки — и вот блестящая махина через несколько минут, словно фантастическое животное, зависает на высоте 400 — 500 метров. Красота и жуть! Тому, кому посчастливилось стать «гондольером», то есть совершить прыжки с аэростата, никогда не забыть захватывающее чувство высоты, тишину, убаюкивающую слух, и, словно пушечный выстрел, команду «Пошел!».

Чтобы понять, что значила для десантников специальная подготовка, надо представлять, с чем им приходилось сталкиваться в реальности. Травматизм и гибель людей в Воздушно-десантных войсках в послевоенные годы была распространенным явлением. Приведем лишь некоторые факты. В 1948 году на оснащение Воздушно-десантных войск поступил людской парашют ПД-47, который был сшит из паркалевого полотна и имел квадратную форму с усеченными углами. Весил парашют 16 килограммов, а площадь купола составляла 71,8 квадратного метра. Чтобы управлять им в воздухе, требовалась немалая физическая сила, а приземление со скоростью 7 метров в секунду было настоящим испытанием для ног десантников. В этом же году было совершено 67 325 прыжков при 12 отказах, которые закончились катастрофами, сотни человек получили травмы.

Настало время, когда боевому генералу пришлось выступать в роли, выражаясь языком десантников, перворазника. На взлетном поле шла обычная размеренная работа. Натруженно гудел мотор лебедки, аэростат бесшумно поднимался ввысь, над черными точками — людскими фигурками — в считанные секунды раскрывались купола парашютов, и воздух наполнялся восторженными криками «ура».

Вот как рассказывал о своем первом прыжке В. Ф. Маргелов корреспонденту «Красной звезды». Вопрос звучал так: «Правда, что о вас говорят, будто вы родились десантником?»

— Какое там родился! — ответил Маргелов. — До 40 лет я смутно представлял, что такое парашют, мне и во сне прыжки не снились. Получилось это само по себе, а точнее, как положено в армии, по приказу.

В 1948 году после окончания Академии Генерального штаба меня вызвали в кадры и говорят: во время войны вы командовали морской пехотой, а сейчас на передовом рубеже десантники. Я человек военный, если нужно, готов хоть к черту в зубы. Вот так и пришлось, уже будучи генералом, совершить первый прыжок с парашютом. Впечатление, скажу вам, ни с чем не сравнимое. Над тобой открывается купол, ты паришь в воздухе как птица, — ей-богу, петь хочется! Я запел... Но на одних восторгах не уедешь. Заспешил, за землей не следил, в итоге пришлось недели две ходить с перевязанной ногой. Получил урок. Парашютное дело — не только романтика, но и огромный труд и безукоризненная Дисциплина...»

А было все так. Маргелов приехал в 234-й полк, командовал которым полковник М. П. Аглицкий. Комполка, как полагается, доложил о том, что полк совершает тренировоч ные прыжки. Первый батальон отпрыгал, очередь был за вторым батальоном. Комбат, майор Смирнов, представив присутствующих.

— Секретарь комсомольского бюро гвардии старт Михалев.

— А почему не в офицерском звании? — спросил Маргелов.

— Готовлюсь к поступлению в военно-политическое училище в Ярославле.

В разговор вклинился начальник парашютно-десантнтной службы дивизии А. И. Зигаев.

— Василий Филиппович, Николай Михалев не только один из лучших комсомольских вожаков, но и отличный парашютист.

— Возьмешь меня в свою команду?

— Так точно, товарищ генерал!

Старшина Михалев и полковник Зигаев помогли надеть и подогнать парашют, приладили сбоку кобуру с любимым маузером. Каким образом на старте оказался фотограф многотиражки «Солдатская правда», осталось неизвестно. Но боец оказался мастером своего жанра, и фотография перворазника Героя Советского Союза генерал-майора В. Ф. Маргелова получилась настолько удачной, что несколько лет спустя армейский художник В. Конюченко написал по ней замечательный портрет, вложив в работу всю душу. Кстати, в характере Василия Филипповича нередко проявлялось своеобразие. Так, он категорически не желал позировать для портрета. Напрасны были уговоры родных и близких, в своем упорстве «батя» был непреклонен и либо отшучивался, либо употреблял ядреное словцо, навсегда отбивавшее охоту возвращаться к обсуждению этой темы.

Но возвратимся на старт. Первым зашел в гондолу Михалев и сел на «хлеборезку» — так на солдатском жаргоне называется сиденье, выступающее за корзину. За ним разместился Маргелов, третьим — полковник Зигаев и последним — аэронавт-инструктор.

...С площадки приземления Маргелова на скорой помощи доставили в медсанбат, на сломанную ногу наложили гипс, вручили костыли. Вот в таком виде отец родной и предстал перед домашними. Каково же было удивление Василия Филипповича, когда его близнецы-сорванцы, одетые в солдатские кителя, сшитые по такому знаменательному случаю, дружно пролопотали: «Поздравляем с первым прыжком», — и вручили букетик полевых цветов, собранны на площадке приземления.

По выражению П. Ф. Павленко, 76-я гвардейская воздушно-десантная дивизия до прихода Маргелова «плелась в хвосте» среди соединений ВДВ, что вызывало беспокойство и недовольство у командования. Все изменилось с появлением «настоящего командира». И если в десантном деле Маргелов был новичок, то в организации боевой подготовки, как говорится, «собаку съел». Маргеловские методы — смелость и ответственность командиров в принятии решений, дерзость и внезапность действий на поле боя, отменная огневая выучка, глубокое изучение противника, твердая политическая убежденность — стали мерилом для всех частей дивизии.

Параллельно с боевой учебой шла не менее важная работа по обустройству личного состава, семей офицеров. И здесь всех удивляла настойчивость Маргелова. «Солдат должен быть сыт, чист телом и силен духом» — любил повторять суворовское высказывание Василий Филиппович. В нем неожиданно раскрылся природный дар архитектора. Конечно, в полном смысле листы, на которых был изображен дивизионный городок, на проектный шедевр не тянули, но идея была проста и, самое главное, жизнеспособна. Казармы полков — в одну линию, в другую — дома командного состава, на каждую часть — строевой плац, парашютно-десантный комплекс, столовая, полигон.

К солдатскому здоровью — самое серьезное внимание. Пустые кровати в полковых медицинских пунктах — признак командирской заботы. Хромающий солдат с мозолями или потертостями на ногах — основательный повод для разговора с младшими командирами.

Постепенно набирала силу мысль о возрождении полковых школ. Маргелов, имевший за плечами значительный педагогический опыт, положил его в основу создания дивизионной школы по подготовке младших командиров. Без сомнения, в таком деле невозможно было обойтись без надежных помощников. Ими стали начальник штаба дивизии полковник Попов, заместитель по воздушно-десантной службе полковник Зигаев и начальник политотдела полковник Воронцов. Начпо, можно сказать, был душой просветительской работы — ведь солдат, имевших десятилетнее образование, в дивизии насчитывалось всего несколько десятков человек. Из них формировались курсы слушателей вечерней дивизионной партийной школы, выпускники которой ставились помощниками политруков. В полках функционируй свои «ликбезы», в которых трудились жены офицеров. Ход боевой подготовки и жизнь дивизии широко освещала дивизионная многотиражка «Солдатская правда». Попасть под острое перо критики считалось позорным и наоборот, репортаж об успехах того или иного гвардейца или целого подразделения служил ориентиром в социалистическом соревновании. Развернулось оно под лозунгом: