— Отпустите его! — грозно крикнул Стюарт, наведя пистолет на Дохлого. — Отпустите немедленно!

Бритоголовый и Дохлый замерли, но меня держали по-прежнему.

— Отпустите! — Стюарт взял на прицел Бритоголового.

Я почувствовал, что их хватка ослабла, вырвался, отступил на шаг и принялся растирать плечо.

— Уходим, — прохрипел я.

Но у Стюарта возникла другая идея. Он подскочил к Ким, схватил за волосы, оттянул голову назад, вдавил дуло в лоб. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, я — на нее.

— Где третья обезьяна? — прошипел Стюарт. — Где она?

Ким так перепугалась, что не смогла произнести ни слова.

— Обезьяны у нее нет, — ответил за Ким я.

— Где она, сука? Говори мне, а не то я прострелю твою гребаную голову.

С ее губ срывались нечленораздельные звуки. У моста уже собирались зеваки, и я понимал, что очень скоро кто-то из них вызовет полицию или попытается изобразить героя. Мне совершенно не хотелось еще раз объясняться с Бюрграве.

— Отпусти девушку. Обезьяны у нее нет, — повторил я. — Но я знаю, где она. Поверь мне, это единственное место, где она может быть.

Стюарт посмотрел на меня, и до него наконец-то дошел смысл моих слов; пальцы, державшие Ким за волосы, разжались. Девушка опустилась на брусчатку.

— Пошли, — добавил я. — Нам пора делать ноги.

Я забрал у Стюарта пистолет и сунул себе в карман. Он стоял столбом, словно не понимая, что делать нам тут больше нечего. Поэтому я не церемонясь схватил его за руку и потащил в переулок.

Утром следующего дня, дождавшись, пока откроется дверь, я вошел в подъезд современного многоквартирного дома в южной части города. Покрутился у почтовых ящиков, пока вошедшие передо мной девочки-подростки не уехали на лифте, и по лестнице поднялся на седьмой этаж. Прошел мимо трех одинаковых деревянных дверей и остановился у четвертой, нужной мне.

Глазок по центру двери на уровне глаз, бронзовая накладка врезного замка на уровне бедра. Я дважды постучал. Не получив ответа, осмотрелся. Убедившись, что никто не помешает, надел хирургические перчатки, достал отмычки и приступил к работе. Давно уже мне не приходилось вскрывать замки, созданные по последнему слову техники, но проблем возникло не больше, чем с замками попроще, с которыми приходилось иметь дело после знакомства с Майклом. Стояла полная тишина, если не считать тихого жужжания кондиционера, — так что мне даже не пришлось нагибаться, чтобы услышать характерные щелчки. Когда последняя шпилька вышла из зацепления, я повернул цилиндр и язык замка послушно выдвинулся. После этого я повернул рукоятку, открыл дверь, переступил порог и тут же закрыл дверь за собой.

В темноте ничего было не разглядеть. Я нащупал на стене выключатель. Вспыхнул свет, и я увидел, что нахожусь в коридоре; у моих ног стояло несколько пар обуви, на вешалке висела куртка с капюшоном. Дверь слева вела в компактную кухню без единого окна. Я прошел туда, включил свет. Оглядел столики, полки, хромированную плиту. Везде стояли грязные тарелки и кружки из-под кофе. Не помыли и блендер, которым утром сбивали яйца для яичницы.

Я вернулся в коридор, миновал спальню и вошел в относительно большую L-образную гостиную, застеленную толстым бежевым ковром. Большой телевизор с плоским экраном, кофейный столик, черный кожаный диван. Окна закрывали плотные, от пола до потолка шторы. Этим и объяснялась царившая в квартире темнота. К шторам я прикасаться не стал, чтобы не привлекать ненужного внимания, и занялся двумя оставшимися дверями. Одна вела в чулан, где хранились пылесос, гладильная доска, стремянка, стояли коробки с обувью, висели пальто, шляпы, шарфы. За второй находилась спальня, едва вмещавшая двуспальную кровать, гардероб и комод. Постель не застелили, на полу валялась груда грязной одежды. На тумбочке стоял будильник, лежала книга в обложке.

Со спальни я и начал обыск. Опустился на колени, направил луч фонарика под кровать. Нашел только белый носок и море пыли. В поисках тайников осветил кровать снизу, но ни одного не обнаружил. Ощупал подушки, одеяло. В нос ударил запах пота, и я порадовался, что надел перчатки. Когда убедился, что обезьяны в кровати нет, отодвинул гардероб и комод от стены, направил луч в образовавшиеся щели. Принес из чулана стремянку, залез на нее, чтобы посмотреть, нет ли чего на гардеробе. Прощупал всю валявшуюся на полу одежду, уделяя особое внимание карманам. И в конце концов понял, что в спальне ловить нечего.

Из спальни я перебрался в гостиную. Решил, что здесь на обыск много времени не потребуется, и скоро, как со мной случалось и раньше, мыслями переключился на мою книгу. Подумал, что давно уже не уделял ей внимания. Начал перебирать повороты сюжета, которые привели к возникшим с книгой проблемам. И неожиданно задался вопросом, а не разрешить ли возникшие трудности, избавившись от них в зародыше. Возможно, мне следовало переписать начало книги. Сдерживало лишь одно: я не хотел, чтобы Фолкс и, соответственно, читатели быстро поняли, кто убийца. Вот тут требовалось пройти по острию ножа: и чрезмерная усложненность, и отсутствие загадочности по-своему убивали книгу. Может, вообще выкинуть этот портфель, подумал я, и воспользоваться пакетом с логотипом какого-нибудь всем известного магазина, чтобы Фолкс мог без труда подменить его таким же? Или вообще оставить кисть дворецкого на месте преступления? Но этот вариант был нежелателен, поскольку сразу становилось ясным, как убийца вскрыл оснащенный сканером сейф, в который не смог проникнуть сам Фолкс. Согласится ли на это Виктория? Более того, останусь ли доволен я сам?

Если честно, на последний вопрос я мог дать только один, отрицательный, ответ. В общем, с сюжетом мне следовало поднапрячься. Но практически законченная рукопись давила на меня, и я с трудом уходил от искушения все упростить и забыть об этом романе навсегда. Моим издателям, конечно, такой подход мог и не понравиться — и что тогда останется делать? Выбросить псу под хвост четыре месяца работы?

Помочь могла только смена обстановки. Меня манила Италия; казалось, что там голова наполнится светлыми мыслями, которых сейчас так не хватало. А если бы и не наполнилась, это компенсировали бы солнечная погода и теплые южные ночи. Не следовало также забывать про итальянок — смуглых, черноволосых, с бесподобными ногами. Я подумал, что стоит выучить несколько слов на итальянском, прежде чем отправиться в город, который я видел в «Римских каникулах». Я мог бы устроить свои римские каникулы и гулять по Риму, как Грегори Пек. При этом я не знал ни одного итальянца, которому хотелось огреть меня бейсбольной битой.

Я вдруг задался вопросом, сколько раз Грегори Пек появлялся на экране телевизора, который стоял в гостиной. Наверное, не так уж часто, а жаль, потому что Грегори Пек отлично смотрелся бы на экране с диагональю в сорок два дюйма, а его голос, усиленный динамиками, заполнил бы всю гостиную. Что же до того, за чем я сюда пришел, то результат был нулевой: найти обезьяну в гостиной мне не удалось — ни в диване, ни под кофейным столиком, ни между газетами и книгами у двери.