Нельзя не согласиться с выводом в разведсводке штаба Северо-Западного фронта от 1 июля: «Противник готовит наступление, имея основную группировку танков на участках: Екабпилс, Ливани и Двинск, Краслава. Наступление можно ожидать в ближайшие дни. Основной удар предположительно будет наноситься в направлении Мадона и вспомогательный — на Краслава[193]»[194].

Ошибкой было только утверждение про «ближайшие дни». Фактически «вскрытие» плацдарма у Екабпилса началось еще 30 июня. К вечеру 202-я моторизованная дивизия оттесняется от него на север. Мотоциклисты и бронемашины разведбата захватывают в слегка поврежденном состоянии мост через реку Айвиексте у Лийограде. Через полтора часа, в 22.10, мост восстановлен и готов к использованию. Путь к Острову фактически оказывается открыт. Остается переправить танковый кулак для броска на него. В ночь на 1 июля через Двину переправляются танки дивизии Кирхнера. При этом встроенный в качестве одного из звеньев мост «К» ломается под танком. После 4 часов работы мост восстановлен, переправа продолжается.

В 8.00 1 июля штаб 12-го мехорпуса получает известия об отступлении 202-й моторизованной дивизии. Попытки восстановить положение успеха не приносят. В ЖБД 1-й танковой дивизии появляются записи: «Противник при поддержке танков атакует плацдарм 4-го разведбата (4 км северо-восточнее Лийограде). Атака отбита, уничтожено 2 танка»; «Новая атака противника с севера на линию обороны 4-го разведбата. Мост находится под артобстрелом и бомбежкой. […] Атаки на плацдарм проводятся каждый раз небольшими силами и без координации». В этих условиях приказ на отход оказался как нельзя кстати — 12-й мехкорпус и так уже откатывался назад. В 14.00 1 июля этот отход стал официально разрешенным и организованным.

Войска 8-й армии начинают выполнять приказ на отход. С утра 1 июля командиром 11-го стрелкового корпуса Шумиловым были высланы в дивизии оперативные работники штаба в качестве делегатов связи. Они должны были передать распоряжение о переходе к прочной обороне по северному берегу р. Западная Двина. Не успели уехать в войска эти делегаты, как был получен приказ из штаба 8-й армии на отход на новый рубеж обороны. Причем отойти на него нужно было уже к вечеру 1 июля. В соединения вновь отправились делегаты связи, с новым приказом. Однако он был вручен с большим опозданием, утром следующего дня. В итоге дивизии 11-го корпуса начали отход на очередной рубеж только утром 2 июля.

Однако Верховное командование еще надеялось отыграть назад решение Кузнецова. 1 июля последовала еще одна директива Ставки за подписью Жукова, в которой командованию Северо-Западного фронта предписывалось: «Народный комиссар обороны приказал провести активную операцию по ликвидации переправившегося на северный берег р. Зап[адная] Двина противника с целью прочно закрепиться в дальнейшем на северном ее берегу. Для проведения этой операции разрешается дополнительно использовать 163 мд первого мк и 112 сд из войск т. Ершакова»1. 112-ю дивизию переподчиняли Северо-Западному фронту.

Приказ на возвращение позиций на Зап. Двине был продиктован робкой надеждой, что немцы еще не успели переправиться крупными силами и перейти к преследованию отходящих частей. Опять же, советское командование знало, что мосты в Екабпилсе были подорваны, а в Ливани их никогда не было. Однако выполнять приказ уже было почти некому. Капитан Васильев записал в ЖБД 8-й армии: «Через делегатов связи приказ был доставлен соединениям, и они издали свои приказы о наступлении, но по существу это была отписка, т. к. наступать было нечем, и фактически этот приказ не был выполнен»[195].

В сущности, и Жуков, и Кузнецов в выборе двух стратегий делали допущения, которые превращали каждый из планов в весьма рискованный и вовсе не гарантирующий успех. Кузнецов исходил из того, что ему удастся отвести пехоту к Пскову и Острову до прорыва к ним подвижных соединений противника. Однако, даже имея фору в 2½ суток, которую дала 2-я танковая дивизия под Расейняем, отходящие пешим маршем соединения 8-й армии не смогли выйти на Западную Двину раньше немецких танковых дивизий. Теперь этой форы не было. Плацдарм у Екабпилса был вскрыт, гонка к Острову уже началась. Возможности же воздействовать на немецкие подвижные соединения ударами с воздуха были уже весьма ограниченными.

Г. К. Жуков, в свою очередь, исходил из тезиса, что можно будет выиграть время до «вскрытия» плацдармов. Заметим также, что Москва оценивала противника в районе Екабпилса и Ливани в «2–3 пехотных дивизии». Поэтому Жуков настаивал на возврате линии Западной Двины. Однако у этого плана было два существенных недостатка. Во-первых, «вскрытие» уже состоялось, и это сделали танки. Во-вторых, ожидание на рубеже Западной Двины снова привело бы 8-ю армию в тесные объятия немецкой пехоты. В истории 11-й пехотной дивизии дается следующая последовательность событий: «Дивизия через Бирзен и Даугзавас вышла к Двине 2.7 восточнее Фридрихштадта, не встретив достойного упоминания противника, она сразу же смогла сформировать плацдарм и начать строительство моста. Переправа была осуществлена 4.7»[196]. То есть уже 4 июля пришлось бы сражаться на рубеже Западной Двины с вязкой массой пехоты 18-й армии.

Наконец, если плацдарм 1-й танковой дивизии еще было возможно контратаковать, то плацдарм 6-й танковой дивизии у Ливани был фактически неуязвим. Он находился между Екабпилсом и Двинском, и подобраться к нему было крайне затруднительно. Фактически командование фронта могло воздействовать на него только силами авиации. Налеты производились, но они не могли остановить переправу немецких танков и мотопехоты. Ситуация была даже хуже, чем могли себе представить Жуков и Кузнецов. На плацдарм у Екабпилса вслед за 1-й танковой дивизией уже вводилась 36-я моторизованная дивизия, способная поглотить все контратаки с запада.

Одним словом, ни решение Кузнецова («отходить»), ни решение Жукова («держаться, а потом отходить») не позволяли радикально изменить обстановку. В одном случае немецкие танковые дивизии, уже стартовавшие с плацдармов на Двине к «линии Сталина», выскочили бы к ней раньше маршевых колонн пехоты. В другом — соединения группы Гёпнера просто оставили бы стрелковые дивизии позади, на рубеже Западной Двины, скованными подошедшей пехотой.

В реальности ни один из двух планов не проводился последовательно. Контрудар фактически не состоялся, отход был прерван. Одной 163-й моторизованной дивизии, введенной в бой под Резекне, на подступах к Двинску, было недостаточно для воздействия сразу на два корпуса 4-й танковой группы. Она могла лишь как-то сдерживать противника, прорывающегося с плацдарма под Двинском. К тому же эшелоны с танками 163-й дивизии задержались ввиду ударов с воздуха и организационных проволочек. Танки эти были, по меркам 1941 г., весьма условным сокровищем (229 Т-26, 25 БТ-5 и 5 Т-37 на 25.06.41 г.), но даже они начали прибывать в Резекне только утром 3 июля.