в горле, а на глаза навернулись слёзы. — Как я ему скажу правду? Ведь надо же что-то сказать, и обманывать нехорошо, он же ребёнок, сын, у них связь, знаешь, какая!

— Я объяснил ему всё вчера, и он понял. Теперь Мишенька знает, что мама у него — вот здесь. — Олег положил свою руку на левую часть грудной клетки. — Счастливый ты человек, Сашка. — Он ухмыльнулся и продолжил: — Пусть и непутёвая у тебя жизнь получилась, но ты всё успел: и любовь у тебя была, и наследники имеются. А я со всех сторон успешный, только одинокий, никого у меня нет. Жил работой, думал, людей осчастливливаю, радость им несу, а потому своего не надо — чужого достаточно. А она ребёнка новорожденного к сердцу прижать не захотела…

Олег тяжело выдохнул, потом выскочил из дома в чём был, а вернулся с бутылкой коньяка.

— Думаю, не убьют тебя твои домочадцы, если мы выпьем и поговорим. Давно мы, брат, с тобой по душам не говорили, а может, даже и никогда. Ты мне свою жизнь расскажешь, я тебе свою расскажу. И начнём всё по-новой, точно зная, что мы есть друг у друга, — сказал он, разливая коньяк по чайным чашкам.

Саша посмотрел на чашки, на Олега и вдруг засмеялся. Олег сначала ничего не понял, но потом подхватил смех брата.

- Ну не аристократы мы, — развёл он руками. — Будем по-нашему, по-простецки, пить и разговаривать.

- Надеюсь, без мордобоя обойдёмся? — отдуваясь от смеха, спросил Саша.

Как же, оказывается, не хватало ему вот такого простого человеческого участия!

***

Те несколько дней, что Олег был рядом, помогли Саше найти точку опоры, взять себя в руки, осознать, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается и он должен взять на себя руководство семьёй. Определить качество жизни каждого, кто находится с ним рядом. Стать опорой и поддержкой. Ведь им труднее — это для него они давно стали родными, а ему самому это право надо ещё заслужить. А потому необходимо собраться с силами и идти вперёд.

Часть 30

Глава 30

— Данилов, тебе крупно не повезло, сегодня с тобой в ночь выходит новая санитарка. Шеф обещал представить нам её после обеда, — сообщил Сергей, как только вошёл в ординаторскую.

— Почему после обеда? — Саша потянулся, чтобы размять плечи, и на минутку оторвался от заполнения историй.

— Она студентка, учится. Зато, говорят, молоденькая и страшно симпатичная.

— Интересная информация, но нам с тобой она зачем? С утра на пятиминутке зав хирургией сказал, что в ночь выходит новая сестра, а ты сообщил о новой санитарке. Из чего следуют неутешительные выводы, что делать инъекции и подмывать больных я буду сам.

— Ты забыл упомянуть про пол в палатах, внутривенных, системах и про свои прямые обязанности — людей лечить. А вообще, я на тебя со шваброй в руках посмотрел бы. Зрелище должно быть впечатляющим — при твоём росте, солидности и любви к накрахмаленным халатам. — Сергей искренне веселился, наливая в чашку кипяток и окуная в него пару пакетиков чая.

— И это в моей жизни было, — глядя на коллегу, стоящего у окна с чашкой, произнёс Данилов. — Именно со швабры начинался мой путь в хирургию.

— Когда-нибудь расскажешь, а сейчас пошли в приёмный, судя по подъехавшей скорой и по тому, как выглядит то, что лежит на носилках, пациент наш.

— Травма? — не отрываясь от историй, спросил Данилов.

— Хрустик, — совершенно спокойно ответил Сергей. — Он в кожаной косухе, остальное — бинты.

Данилов аккуратно сложил истории. Те, что уже были заполнены, отдал на пост и вместе с коллегой спустился в приёмное отделение.

Следующие несколько часов он был занят в операционной. В ординаторскую вернулся в самом конце рабочего дня уставший и голодный. Глянул на недописанные истории, отодвинул их в сторону и сел за протокол операции.

Саша почти дописал, оставалось совсем чуть-чуть, когда в ординаторскую постучала, а затем вошла больная из седьмой палаты.

— Александр Дмитриевич, да что ж это делается! — возмущённо начала разговор она, держась за живот.

— Присаживайтесь, Иванова, а теперь подробно расскажите, что это у нас такое делается, что не в какие рамки не лезет. — Внешний вид женщины соответствовал её состоянию, желтизна кожных покровов начинала сходить, и в её облике ничего не вызывало беспокойства, да и пришла она своими ногами. Шутку, правда, явно не оценила, так это не от состояния здоровья зависит.

— Так и вы с ними заодно?! А я вас хорошим врачом считала, сестре рекомендовала к вам обратиться, а вы… Элементарных вещей не разумеете, вот что! — Она разочарованно махнула рукой и встала, намереваясь покинуть ординаторскую с высоко поднятой головой.

Данилов ничего не понимал.

— Спасибо за рекомендации, но давайте перейдём к сути вашего вопроса. Вас что-то беспокоит? Шов болит или газы плохо отходят?

Иванова вытаращила глаза и изменилась от возмущения в лице.

— Вы ещё спросите, как я какаю, — всё больше расходилась она, — про цвет и запах моего говна уточните!

— После перенесённой вами холецистэктомии обязательно задам и эти, не очень удобные, по вашему мнению, вопросы, несмотря на то, что вы не моя больная и ведущему вашу палату хирургу я всего лишь ассистировал. — Данилова начинала нервировать эта ситуация, он хотел покончить с протоколом и выпить чашечку крепкого кофе, а лучше две или три. Он никак не мог уразуметь, чего от него добивается больная, ещё и к горе-мотоциклисту, собранному по частям и скреплённому аппаратами Илизарова, надо заглянуть в реанимацию. Тот как раз от наркоза должен начать отходить.

— Доктор, вы того? — женщина покрутила пальцем у виска. — При чём здесь моя холетомия? Я про персонал ваш безрукий поговорить пришла.

— То есть вас ничего не беспокоит? — уточнил Данилов.

— Очень даже беспокоит, руки вон все расковыренные. Где это видано, чтобы таких бездарей, как ваша новенькая медсестра, к больным на расстояние меньше метра подпускали?!

— Так вы на медсестру жалуетесь? — устало произнёс Данилов. — Я сейчас допишу и попрошу сестричку сделать вам спиртовые компрессы, для рассасывания гематом. Потерпите, пожалуйста, минут двадцать.

— Доктор, вы тупой или прикидываетесь? — Иванова громко и неприятно засмеялась, схватившись двумя руками за живот. — Да через двадцать минут