С этого момента изменилось всё. Даже любимая работа, которой он отдал жизнь, перестала приносить радость.

Что делать дальше, как жить? Как смотреть на то, как две «мамы кобры» плюются ядом и совершенно не обращают никакого внимания на крошечного ребёнка, которому больше всего на свете нужна любовь?

Было бы это с кем-то чужим, он, может быть, посочувствовал и отпустил ситуацию. В конце концов, свои понятия никому не навяжешь. Ну, попереживал бы и забыл. Но проблема случилась у него в семье. Вернее, почти у него в семье, потому что семьи в общепринятом смысле у Олега Войновича не было. Его никто не ждал дома. В хорошей, новой элитной квартире, обставленной опытным дизайнером, он жил один. Нет, не жил — ночевал. Всё своё время он отдавал работе, созданному им центру репродуктологии. Ни одна женщина не выдерживала его образа жизни. Сначала их привлекали его положение в обществе, внешность, харизма, достаток, крутая машина. Они ожидали от Олега подарков и внимания, а он ничего, кроме своей работы, не замечал. В результате все его отношения заканчивались ничем — в лучшем случае. В худшем — скандалом, слезами и обвинениями. «Потому что они не любят», — говаривала мать Олега, пока была жива. А после её смерти у Войновича остались только тётка и брат, и хоть они редко общались, но родственные чувства никуда не девались. Олег гордился Сашей — такого хирурга надо поискать! — и был уверен, что и Саша тоже гордится им.

В городе Олега называли аистом в белом халате. Его центр позволял многим отчаявшимся семьям стать родителями. К нему стояла очередь на ЭКО, люди ждали месяцами, но шли именно к нему. Даже из-за рубежа приезжали, говорили, что рука у него лёгкая и ещё что он с ангелами дружит, а они ему помогают.

Но сегодня они от Олега отвернулись.

Звонок тётушки застал его по дороге на работу.

— Олежек, сынок, ты же понимаешь, что кроме тебя у меня никого не осталось. Саша так и не берёт трубку, сколько бы я ни звонила, месяц уже прошёл. — Она вроде бы плакалась, но слова чеканила, как солдаты шаг на плацу. — Я хотела поехать к нему и объясниться. Пора возвращаться домой, мы не справляемся с девочкой. А это, в конце концов, его ребёнок! К тому же просто необходимо получить свидетельство о рождении. Все сроки ушли. Чувствую, и так придётся штраф платить.

Олег тяжело вздохнул, где-то в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Да и Сашку надо спасать, допустить поездку матери к нему никак нельзя. Там только отношения с Катей налаживаться начинают.

— Тёть Зоя, девочку зовут Даша. Я не понимаю, чего вы ждёте, почему документы не оформляете. Саша к вам не вернётся, у него семья. Вы меня не слышите и не хотите услышать. — Олег не заметил, что светофор переключился, и чуть не въехал в затормозивший перед ним автомобиль, выругался про себя матерно, с силой нажав на тормоз. — У вас закончились деньги? — спросил тётушку.

— Можно подумать, что у меня великая пенсия… — ответила та.

— Я заеду вечером, — пообещал он. — Перед выходом с работы позвоню.

— Постарайся не поздно, я ложусь в десять, а до этого у меня моцион.

Она отключилась, а Олег долго не мог прийти в себя. Ну как можно спокойно спать рядом с орущим ребёнком?! Хотя Дашке уже четвёртый месяц, если её хорошо покормить на ночь, то она может спать спокойно почти до утра и не тревожить этих куриц.

В свой центр он входил в далеко не радужном расположении духа. Переоделся, сообщил секретарше, что до обеда у него приём, а потом он будет занят, и прошёл в поликлинику, в свой кабинет. Медсестра принесла кофе и шоколадный маффин из кофейни напротив. Олег поблагодарил и принялся изучать результаты анализов тех пациенток, кто сегодня должен прийти на приём. Кофе казался безвкусным, а маффин горьким. Из головы не шла Дашка. «Во мне проснулся материнский инстинкт», — попытался пошутить он сам с собой. Ну а как это ещё назвать, как не навязчивым чувством к маленькой девочке, которая генетически не имела к нему никакого отношения? Олег отложил в сторону результаты анализов ещё одной женщины и посмотрел на настенные часы. До начала приёма оставалось пятнадцать минут.

На результате биопсии одной из пациенток подвис и присвистнул от неожиданности. На цитологию брали соскоб в связи с дисплазией шейки матки, обнаруженной при первичном осмотре, а в результате в графе диагноз стоял плоскоклеточный рак. Так вот почему одна из врачей поликлиники отправила к нему на консультацию эту женщину — чтобы самой не сообщать далеко не радостную новость. А ведь пациентке всего тридцать один год и, судя по истории болезни, от бесплодия она лечилась последние семь лет…

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошла женщина.

— Олег Александрович, со мной что-то не то, — с надрывом произнесла она.

— Проходите, садитесь, Маргарита Николаевна. Где же вы пропадали? Мы уже решили, что вы куда-то в другое место обратиться решили. Рассказывайте.

— Вы только не ругайте меня, Олег Александрович, я и так наплакалась за последний месяц, а потом решила повторить попытку, эмбрионы же ещё остались. Как думаете, есть вероятность, что другой эмбрион приживётся?

— То есть вы уверены, что предыдущая попытка закончилась выкидышем? — Олег отбросил все мысли, что его тяготили, и с головой ушёл в проблемы своей пациентки.

Она была учительницей в школе, и её профессия определяла характер. Она знала всё, в том числе и о своём организме тоже. Олег уже просчитал, что с ней произошло, оставалось только подтвердить догадки.

— Итак, у вас началось кровотечение? Как давно? Вы в больницу обращались? Почему не пришли к нам?

— Да, вы правы, всё было. Скинула я ребёночка, а прийти совесть не позволяла.

— Маргарита Николаевна, вы уверены? Как долго длилось кровотечение? Препараты бросили принимать сразу? Месячные пошли в срок?

Женщина промокнула глаза, вытащив салфетку из коробочки на столе.

— Да не пришли месячные больше, сбой у меня какой-то. Ну, и раньше такое бывало. — Она развела руками, демонстрируя всю безысходность ситуации. — Так что там с моими замороженными эмбрионами? Можно ещё раз попробовать? Я кредит возьму, мне очень надо, понимаете! Годы-то уходят,