— Керри пошла в отца.

Ее голос не сочетался с миловидной внешностью — он почти скрипел от постоянного курения и пьянства.

Полицейские знали, что мать Керри — алкоголичка. Женщина закурила сигарету и ткнула ею в толстую папку, которую Кейт положила на стол.

— Я так понимаю, вы пришли ворошить прошлое, да? Я рассказывала все уже два раза.

Кейт посмотрела в жесткие глаза Донны Элстон и вспомнила слова Роберта Бейтмана про родителей женщин, проходивших по делу.

— Вы можете что-нибудь добавить к тому, что вы уже рассказывали? — быстро спросила Дженни, не надеясь на положительный ответ.

Донна Элстон ухмыльнулась:

— Нет. Она маленькая шлюха. И всегда такой была — ее собственный отец убедился в этом. Каких еще дел она наделала? Забудьте о том, что она моя дочь.

— Но вы же заботитесь о ее детях. Это не совсем вяжется с вашими чувствами к дочери.

— Вы не знаете Керри, как знаю ее я, — сказала Донна Элстон. — Да, ее отец совершил все эти отвратительные действия по отношению к ней, я не отрицаю. Но она убегала к нему, когда его освободили из тюрьмы. Керри — просто ошибка природы. И если бы это зависело от меня, дети остались бы жить со мной. А так я их беру, только когда просят соцработники.

Она со злостью стукнула кулаком по столу.

— Я бы забрала их, бедняжек, в любое время, но вот опекуны мне не разрешают. «Пусть живут с матерью. Она их любит», — говорят они. Да Керри понятия не имеет о любви — о настоящей любви, в том числе и о любви к детям. Они для нее — товар, как и она для своего отца. Вещь, которую можно использовать. Этот человек, ее отец, внушал мне ужас, но Керри продолжает видеться с ним, общаться. Что, по-вашему, я должна чувствовать? Ну что?

Она уставилась на Дженни и Кейт.

— Зная, на что он способен, она все равно отвозит к нему детей на выходные. Но она никогда не скажет вам, где он живет. Они встречаются на разных автостоянках и в тому подобных местах. Она прекрасно знает: если я разнюхаю, где он прячется, я пойду туда и убью его за все его художества. И это не пустая угроза, леди. Когда-нибудь я его достану.

— Откуда он родом?

Донна пожала плечами и зашлась в кашле. Мокрота клокотала у нее в груди. Дженни и Кейт передернуло.

— Он из Ньюкасла, из тех мест. От него вы ничего не добьетесь. Это все равно что со стеной разговаривать. Сейчас у него южный акцент, но когда мы с ним познакомились, был северный. Возможно, он притворялся, не знаю. Вы должны его сами увидеть — тогда поймете, что это за фрукт. Заманивает птичек и сворачивает им головы не задумываясь. Скорее всего, Керри знает, где он. Он поддерживает с ней отношения, я это точно знаю. Она его боготворит, именно боготворит. Она всю свою жизнь только и ждет, чтобы он позвонил ей или пришел в гости.

Дженни положила на стол несколько фотографий:

— Вы узнаете кого-нибудь из мужчин на этих снимках?

Донна посмотрела на фотографии. Кейт заметила, как она стиснула зубы и побледнела, когда увидела своих внуков и дочь, позирующих явно не для семейного альбома.

— Нет, не узнаю, — ответила она дрожащим голосом, чуть не плача. — Здесь не видно лиц.

Все молчали. Слышался лишь шорох магнитофонной ленты.

— На сей раз я заберу детей. Пусть этот Бейтман и его дружки говорят что угодно. Дети — такие же жертвы, как и она. Жертвы своей родной матери, этой чертовой сучки! И на сей раз я отберу у нее детей.

— Вы знаете, кто их отцы?

Она покачала головой и снова закашлялась, прочищая горло.

— Старший ребенок — определенно ее папаши. Плевать мне на то, что говорят другие. Слава богу, он на него не похож. Второй может быть от любого встречного-поперечного. Она ляжет под кого угодно, если ее попросят, — так уж папаша ее воспитал. А скорее всего, она такой уже родилась. Посмотрите на мою вторую дочь, Мэрайю. Она перенесла то же самое, но не стала такой. Она ненавидит отца за все то, что он с ней делал. Я пыталась защитить ее, изо всех сил пыталась. Мне наложили двадцать семь швов — он порезал меня, когда я все же донесла на него. Я чуть не умерла за моих девочек. Но Керри меня ненавидит, ненавидит до мозга костей. И это чувство взаимно.

Кейт не знала, что следует говорить в таких случаях.

— Он и Мэрайе звонил пару лет назад. Она послала его подальше. Она вам сама расскажет. Не вылезала из психушки благодаря своему папочке. То вены резала, то наркотиками накачивалась… Ну и натерпелась же я! Но все-таки Мэрайя — человек, а не грязная тварь. Она хотя бы понимает: все, что с ней произошло, — это плохо. А вот Керри не понимает. Кажется, ей все это очень нравилось.

Дженни собрала фотографии и протянула руку маленькой женщине с глазами полными слез и стальным внутренним стержнем, который, видимо, и помог ей сохранить разум в ее тяжелой жизни.

— Если вы что-то вспомните…

— Не волнуйтесь, — перебила Донна с грустной улыбкой. — Если я что-то вспомню, вы узнаете об этом первыми.

Кейт с Дженни приехали домой в восьмом часу вечера. Они целый день беседовали с семьями подозреваемых и безумно устали. Кейт несла под мышкой увесистые папки с личными делами, которые предоставила соцслужба.

Как только они открыли входную дверь, в нос им ударил запах мясного супа. Кейт и Дженни с удивлением переглянулись, и вдруг Кейт увидела, что ей навстречу спешит ее мать.

— Мама?! — ахнула Кейт.

— Да, я твоя мама, злодейка! Ну и дурой же я выглядела, когда поехала к Пэту и узнала от его домоправительницы, что вы расстались. Немедленно раздевайся и иди сюда. Я хочу знать, какая чертовщина тут произошла, пока меня не было!

Дженни скромно стояла на пороге кухни. Кейт за рукав потянула ее внутрь.

— Это моя мама, которая, как я думала, сейчас в Австралии…

— Меня зовут Эвелин, а вас? Я полагаю, это ваши вещи в комнате Лиззи, да? Ну давайте, заходите обе и садитесь за стол. Я наготовила — армию накормить можно!

Дом вновь стал похож на дом, и Кейт поняла, что ей не хватало тепла и уюта, которые вернулись сюда благодаря жизнелюбию и энергии ее матери. Кейт жалела, что она не унаследовала эти материнские черты, — ей достался более сдержанный характер отца, который умер много лет назад.

— Я устала от того, что не могу до тебя дозвониться. И я подумала: если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Я запрыгнула в самолет, и вот я здесь. Разбитая, усталая, выжатая как лимон, но только не для вас.

Дженни искренне рассмеялась. Кейт тоже улыбалась. Было чудесно снова видеть свою мать на кухне, в фартуке, румяную от удовольствия. А как же — ведь она снова готовит для дочери, которая, несмотря на взрослость, наверняка толком не умеет стряпать.

Стол выглядел как раньше: домашний хлеб, испеченный на соде, густая похлебка, морковь, тушенная в масле, и капуста в уксусном соусе. Настоящий ирландский обед, после которого хорошо завалиться спать, чувствуя приятную тяжесть в желудке. В духовке подходил большой яблочный пирог, а на плите булькал домашний заварной крем из молока и яиц.