Красников положил руку на бокал сверху и кивнул на окно.

Суслов взглянул в него и обнаружил, что в лучах заката, перед единственным питейным заведением гарнизона стоят парочка столов, за которыми сидят пятеро практикантов и поедают местных, отваренных в пряной воде крабов. Причем все они сидели так, чтобы им было видно вход в заведение, словно тут очень скоро начнётся представление.

—Вы что-то знаете?— осторожно спросил худощавый мужчина.

—Нет, но они ведут себя странно уже пару недель. У них скоро закончится практика, но они не спешат и постоянно чем-то заняты. Я видел как парочка практикантов прятала в грузовике какие-то булыжники, завернутые в ковры. Ковры они вернули, но уже без камней.

—Что они задумали?— спросил Суслов и покосился на чайник с чашкой, стоявший перед Красниковым.

—Я бы ударил по самому больному,— ответил толстяк.— Алкоголю… и возможно, по женщинам. В этой дыре совершенно нечего делать.

—Отрава? Яд?

—Нет. Это преступление, которое будет расследовать тайная канцелярия. Думаю, тут что-то другое…

—ДО ДНА!— послышался веселый возглас от коллег по цеху от большого стола.

Кружки с пивом, бокалы с вином и даже стеклянные стаканы с местным самогоном взмыли вверх.

—До дна!

—ДО ДНА!

Подхватили остальные голоса.

Кружки и бокалы прильнули к губам, и через пару секунд послышалось одобрительно кряхтение.

—Может… может, вы усугубляете?— спросил Суслов.— Некроманты, конечно, опасные, но…

—БЛУЭ!

—ГУЛМ…

За большим столом в спазмах начали сгибаться одаренные. Содержимое желудков полетело в разные стороны. Кто-то вскочил и извлёк то, что лежало в желудке, прямо на стол, кто-то это сделал на пол. Самые отчаяные рванули к двери и выскочили наружу, совершив акт вандализма сказочной рыбой в сырном кляре прямо на крыльцо заведения.

—Красников,— опустил взгляд на бокал Суслов.— А у вас там чая не осталось?

Щавлев поднял взгляд на вошедшего и, стараясь всеми силами не показывать своей заинтересованности, опустил его обратно на бумаги.

—Доброго здравия, сударь,— со вздохом произнёс Красников, вошедший в кабинет.— Разрешите?

—Да, пожалуйста,— кивнул начальник гарнизона и со вздохом добавил: — У вас что-то срочное? У меня много работы.

—Господин комендант гарнизона,— уселся на стул перед ним грузный мужчина.— Думаю, вы уже в курсе того, что происходит?

—Вы об отсутствии поддержки у патрулей? Да. В курсе. У нас двое погибших за последние полгода. Очень плохая тенденция, о которой мне придётся рассказать генерал-майору Жерлову в штабе округа.

—Я про то, что всех одаренных в этом гарнизоне проклял один некромант,— ответил Красников.

—Что? Чушь,— фыркнул Щавлев.

—Чушь? Тогда попробуйте хлебнуть вина, и вы увидите, что вне зависимости от напитка и его качества содержимое вашего желудка очень быстро окажется вне вашего тела,— стараясь держаться достойно, проговорил толстяк.

—Я в курсе, но это не имеет отношения к одаренным. Это проклятье на место,— вздохнул Щавлев, закрыл папку, отложил её в сторону и взял с угла стола следующую.— Теперь на территории гарнизона и двух километров вокруг него будет действовать это проклятье. Кстати, с женщинами та же история.

—Мы это уже заметили,— недовольно вздохнул одаренный и спросил: — Если все обстоит именно так, то… есть ли способ решить эту проблему?

—Способ? На что вы намекаете?— нахмурился комендант.

—Думаю… выдача увольнительных для поездки в город на пару дней… Было бы идеальным решением.

Щавлев вздохнул, закрыл папку и поднял взгляд на собеседника.

—Скажите, сударь… Вы сюда пришли по собственной инициативе или это решение…

—Одаренные гарнизона предполагали что-то подобное,— кивнул Красников.— Это обсуждалось, и в итоге меня попросили поговорить с вами… из-за сложившейся ситуации.

—Знаете, сударь… Я прекрасно помню, как вы выполняли мои приказы. А ещё я прекрасно помню заявление Соловьева по поводу моего рода и его происхождения. А я, на секунду, хочу вам напомнить, что у меня династия — военные. Вы понимаете, к чему я клоню?

—К чему же?

—К тому, что самовольное покидание места службы рассматривается как дезертирство со всеми вытекающими последствиями. И сейчас вы и те, кто смел унижать мой род своим словом, приходите ко мне, дабы решить свои личные вопросы, никоим образом не относящиеся к службе. Так более понятно?

—Конечно. Сколько вы хотите, господин комендант?— улыбнулся Красников.

Щавлев, несмотря на довольно мягкий характер, прекрасно понимал, что увольнительные для отдыха одаренных все равно придётся давать. Через полгода безвылазного сидения в гарнизоне без алкоголя и женщин любой одаренный начнет выть волком. Вопрос с увольнительными стоял только в цене.

И начальник гарнизона, выслушавший достаточно о своём происхождении, брать денег не собирался.

—Три выхода. Каждый.

—Что, простите?

—Три выхода в патрулирование от каждого одаренного,— спокойно ответил Щавлев.— В случае отсутствия на построении или отказа выполнять приказ — месяц без увольнительных.

Красников вскинул брови и открыл было рот, но комендант его оборвал:

—Это не обсуждается. Других условий нет. Или три выхода и подчинение приказам, или дезертирство со всеми вытекающими. Я всё сказал.

Красников вздохнул.

—Не думаю, что они примут это предложение,— пробормотал толстяк.

—Для меня это не имеет значения. Примут — у меня сократятся потери людей. Не примут — все равно буду решать проблему за счет практикантов. За время их пребывания у меня не было ни одной смерти на выходе. И вообще я бы хотел услышать лично ваше мнение.

—Знаете, господин комендант, уловок можно придумать много. Болезнь, иллюзии…

—И?

—Я не сторонник постоянных игр в кошки-мышки… Думаю, я буду первым, кто выберется в ближайший город на пару-тройку дней.

Щавлев спокойно достал из стола лист с начерченной таблицей и протянул его Красникову.

—Впишите фамилию и отметьте числа, когда вы согласны выходить на патрулирование. Подряд метки не ставьте. Между выходами вам потребуется отдых — минимум день.

—Спасибо,— кивнул Красников и достал фамильное, старомодное перо для письма.— А сколько увольнительных можно в месяц брать?

—Неограниченно,— хмыкнул комендант.— Правила просты: три патруля — два дня отдыха.

—Тогда, пожалуй, я заберу… первые три недели. Все.