– Во дворе трупа нет. – Теось заглядывает в столовую, он слегка разочарован. – Наверное, ее расстреляли где-то подальше, в лесу.

– Никого не расстреляли! – нервно говорит Каролина и поднимается. – И вообще вы, похоже, спятили, и я вместе с вами. Никто не стреляет, нет никаких солдат.

– Это они маскируются, – восклицает Виктор. – А попробуй высуни нос – моментально отстрелят, оглянуться не успеешь.

– Теперь солдаты уже не нужны, – говорю я. – Зачем солдаты, если есть атомные бомбы?

– Но атомные бомбы будут сбрасывать только на большие города, – заявляет Марцелий. – Уж точно не на «Дубовый лес».

– Люблин ведь большой город, а мы живем совсем близко, – возражаю я. – Даже если мы не сгорим сразу, получится радиация, мы начнем мутировать и светиться, а потом умрем в ужасных мучениях.

У Цветной Капусты истерика, Луция тоже начинает плакать.

– Перестань говорить глупости! Ты их пугаешь, – волнуется Каролина. – А где Сильвия?

Мы оглядываемся, но Сильвии в столовой нет.

– Ее схватили! – говорит Меандр. – Они уже в доме!

– Вы ненормальные, – заявляет Каролина и выходит в холл.

Мы следуем за ней, по-прежнему на четвереньках.

– Что ты делаешь? – голос Каролины доносится из общей комнаты.

– Спасаю театр, – взволнованно откликается Сильвия. – Помоги мне! Надо отнести все это в подвал!

Сильвия уже успела снять палку с занавесом, которая была закреплена над сценой, и теперь возится с кулисами.

– Но зачем ты хочешь тащить декорации в подвал? – допытывается Каролина.

– Чтобы они не сгорели, если бомба взорвется, – объясняет Сильвия. – Мне это слишком дорого стоило, чтобы теперь все потерять, прочь иллюзии.

– Дурочка, – пожимает плечами Каролина. – Не будет никаких бомб, и вообще ничего такого не будет. Военное положение – это не война! Марцелий, скажи ей.

– Мы должны перенести в подвал побольше еды. И кровати тоже, – говорит Марцелий. – Или хотя бы матрасы.

– Боже мой! – Меандр хватается за голову тем жестом, который использует в кульминационной сцене спектакля, а потом бегом устремляется к лестнице. – Моя подзорная труба!

– В подвале грязно, – протестует Крыська.

– Да, просто ужас! Там повсюду уголь. Фу! – поддакивает Марыська.

После бурной дискуссии мы решаем отнести в подвал два матраса – на всякий случай. Каролина крутит пальцем у виска, потом идет в кухню заваривать чай.

Я бегу в свою комнату и заворачиваю в одеяло рамку с фотографией пана Гермашевского, конверт с семейными фотографиями, машинки и русскую шкатулку-будильник с письмами, а еще коробку от чая, в которой держу все свои сбережения. Потом убираю этот узел в ящик для белья, но, немного подумав, отношу в кладовку. Снова передумываю и в конце концов прячу его в подвале, хотя там действительно ужасно грязно. Тетя Люцина говорила, что весной здесь сделают ремонт – жалко, что она раньше его не затеяла! Подвал в «Дубовом лесу» большой, и своды мощные, кирпичные. Для убежища, даже на случай ядерной войны, просто идеально. В нем два помещения – в одном печь центрального отопления с большим бойлером и деревянными перегородками для угля, в другом свален всякий хлам. Я засовываю одеяло со своими вещами в сломанную тумбочку, потом, на всякий случай, прикрываю ее старым рваным пальто – когда я его поднимаю, в воздух взлетает рой моли.

Двенадцать… час… почти два… Тети Люцины по-прежнему нет. Каролина пытается дозвониться до тети Ирмины, но телефон не работает. Поскольку до сих пор не упало ни одной атомной бомбы, все немного успокаиваются. Мы снова проголодались, так что готовим себе бутерброды.

– Надо ехать в Люблин, – заявляет Меандр. – А то так и будем здесь сидеть. По радио и по телевидению ничего не говорят, только без конца передают речь Ярузельского. Телефон не работает. Надо съездить к тете Ирмине, она живет на улице Краковское Предместье. Адреса я не знаю, но найду: я один раз там был, помогал ей донести стиральную машину.

– Так ведь по воскресеньям автобус ездит только утром и вечером. Всего два раза! Что – пешком идти по такому снегу?! – протестует Каролина.

– Да, придется идти, – отзывается Сильвия. – Это только пять километров, полчаса, ну, чуть больше, прочь иллюзии.

– Но по таким сугробам?!

– Надо посмотреть, висят ли афиши. Может, кто-нибудь скажет, собирается ли он на спектакль.

– Ты, похоже, спятила! Все еще думаешь, что будет премьера?! – удивляется Виктор.

– Война – не война, а потребность в культуре и искусстве вечна, – заявляет Сильвия, потом идет на кухню и кладет в сумочку Матильды нож для мяса. Эту сумочку нам тоже дала тетя Ирмина, потому что у нее оторвалась ручка, но мы привязали веревочкой и ничуть не заметно. По мнению Сильвии, сумочка – существенный реквизит в пьесе, потому что она сразу показывает, что персонаж, которого играет Каролина, – взрослый человек.

Мы надеваем ботинки, куртки, шарфы, шапки и отправляемся в Люблин. Сильвия, Каролина, Марцелий, Виктор, Изка, Меандр и я. Остальные остаются в «Дубовом лесу». Больше всех разочарован Теось, но он даже без всяких сугробов не сумел бы дотопать до Люблина.

– Тогда мы порвем простыни на бинты и будем его перевязывать, – предлагает Крыська.

– И наволочки тоже, – добавляет Марыська.

– Боже упаси! – так и подскакивает Каролина. – Никаких перевязок, баррикад и забитых досками окон! Не вздумайте что-нибудь сломать или испортить! Позаботьтесь о Калоше, а потом заприте дверь на ключ и сидите тихо.

Идти оказывается совсем не сложно, потому что снег на дороге утоптан, а кое-где из-под него даже проглядывает асфальт, – сегодня явно проехало много машин. Мы идем быстро, и, несмотря на мороз, мне делается очень жарко. Первой шагает Сильвия, под мышкой она сжимает сумочку Матильды, в которой спрятан нож. Я иду последним. Я запыхался, но не признаю́сь, чтобы они не подумали, будто я слабак.

До окраины Люблина мы добираемся за сорок минут, садимся на автобус и, прижавшись носом к стеклу, разглядываем город.

На улицах пустынно. Собственно, на первый взгляд все кажется таким, как всегда: дома не горят, баррикад нет, выстрелов не слышно. Но повсюду солдаты – они стоят вокруг ящиков с горящим углем. Исчезли транспаранты с надписью «Солидарность» – это слово осталось только там, где оно было написано на стенах. Автобус медленно едет по Рацлавицким аллеям.

– Выходим, дальше он свернет на Липовую, – командует Марцелий.

Сильвия на всякий случай открывает молнию на сумочке, чтобы в случае опасности быстро вытащить нож.

Неподалеку от автобусной остановки, возле ящика с углем стоит солдат. На плече у него болтается автомат. Он снял рукавицы и греет над огнем красные ладони. Из ворот дома выходит пожилая женщина в большой меховой шапке, а за ней другая, с корзинкой в руках. Мы останавливаемся, вжимаемся в стену, Сильвия сует руку в сумочку.

– Замерзли, небось, – обращается к солдату первая женщина. – В такой мороз хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а вы тут столько часов! С самого утра стоите, я в окно видела. Славка, давай сюда судки.

Вторая старушка снимает с корзинки тряпочку, которой та была накрыта, и вынимает железную кастрюльку – от нее поднимается пар. Подает солдату, потом вынимает из корзинки кусок хлеба и ложку. Этот солдат, похоже, не старше Марцелия.

– Спасибо, – говорит он. – А вы, случайно, не знаете, что происходит?

Каролина делает нам знак, и мы осторожно подходим поближе, чтобы лучше слышать.

– Ты нас спрашиваешь, сынок? – фыркает старушка с корзинкой.

– Славка, перестань, – укоризненно говорит вторая женщина. – Он ни в чем не виноват.

– Да, они