Первым импульсом было рыкнуть, что хрен я клал на какие-то там оправдания. Но София продолжала смотреть неотрывно и требовательно, отчего в башке внезапно опустело, оставив на месте всего единственный довод – то, что я и есть мудила, этим все сказано.

– Занесло. Извиняюсь, – вместо этого буркнул я. – Хочешь – ещё лясни по морде.

– Нет, – со вздохом ответила София и отвернулась, но что-то не похоже, что расслабилась.

– Да ладно, врежь, отведи душу, от меня не убудет.

– Нет, Макс, это не решение проблемы и не выход из ситуации.

– Да какой ещё ситуации? – ну что за манера такая все усложнять и придумывать на пустом почти месте какие-то ситуации, мать их.

– Такой, как сегодня, что имеет свойство повторяться и входить в привычку. В следующий раз ты опять себе позволишь нахамить мне и унизить, ткнув в зависимость от тебя, я тебе снова врежу, ты извинишься, чтобы только замять, и так по кругу? Так и станем хлестать друг друга, вместо того, чтобы разбираться в чем причина раздражения, как взрослые, блин, люди?

– Мы чё, серьезно сейчас начнём в этой чуши разбираться, когда у нас такая операция на носу?

– Станем! Хотя бы потому, что я против того, чтобы эта операция вообще затевалась. Ты же сам сказал, что никакой жучок не будет работать вечно.

– И что? Да пойми ты, женщина, блин, самостоятельная, что выхлоп не только в каком-то там жучке! Ты хочешь вернуться? Домой, к родным, в клинику свою, опять кромсать мохнатые шары бедолагам котопсам и уколы колоть? Хочешь, я слепой что ли. Так расхерачить ту паскудную лабораторию и всех причастных и есть исполнение твоего желания. Не доходит, что ли?

– А до тебя доходит, насколько такое может быть опасно?

– Я не дебил. Поэтому-то вы с Настькой и просидите весь движ в безопасном месте.

– Нет, ты не дебил, ты идиот! – сорвалась-таки на крик София, а я внезапно наоборот, стал успокаиваться. То необъяснимое бешенство, что мутной пеной заволокло сознание, стоило только моей паре и мудаку в пальто оказаться в одном помещении и окончательно накрывшее от его слов, брошенных вдогонку, стало быстро оседать.

– Да с хера ли гости понаехали?

– Ты можешь погибнуть. Вы все. И это уже не говоря о том, что Руслану верить нельзя.

– Тебе-то какая печаль? Сама орала, что я впёрся в твою жизнь, всю её изгадил, и не видеть бы меня век. Избавишься и от меня, и от проблем, заживешь. Найдешь себе нового оленя благородного, что тебе и обеспечит то самое обращение, которого ты достойна, – говорил, а сам давил желание улыбнуться, хрен пойми почему, но что-то такое в глазах серых напротив засверкало, что душу не только грело, но и прям ласково так поглаживало.

– О, ну неужели мы добрались до причины? То есть, ты прекрасно осознаешь, что ведёшь себя неправильно, а то и отвратительно, но твоя жизненная позиция – терпи таким, какой есть, меняться не буду?

– Вот сейчас вообще не уловил: это каким таким макаром мы на это вырулили? Может, наоборот, все дело как раз в том, что ты накопила обидок на мужиков бывших до хрена и все чужие прежние косяки на меня напяливаешь? А я, как раз, меняться для тебя готов, только, сука, озвучивать надо, что конкретно тебя не устраивает, но для начала самой в этом стоит разобраться. А то ночью – идём на встречу, а с утра уже – заднюю включаем и сваливаем. Учти, что меняться – не значит прогибаться, помыкать мной не выйдет, дет… – я поперхнулся, вспомнив, что ее бесит мое детканье. – … София.

С минуту моя пара стояла, тяжело дыша после того, как прооралась на меня, потом резко развернулась и пошла к автодому. То есть все, мы закончили? Супер, конечно. Если у тебя нет аргументов, то ты просто берешь и уходишь, да? Так это у женщин работает?

София остановилась и развернулась так неожиданно, что мне пришлось схватить ее за плечи, чтобы не упала, когда налетел.

– Хорошо, ты прав, у меня хватает старых обид и не на пустом месте, между прочим, но твоего хамства это не оправдывает. Если приревновал меня к Руслану, то это не повод для грубости, можно же просто поговорить откровенно. И я бы тебе тогда прямо сказала, что я не тот человек, что предает или изменяет.

– Приревновал?! Я?! – хохотнул я, но тут же смехом и подавился, получив по башне удар озарением и прошипел сквозь зубы: – Су-у-ука!

А ведь это она, лютая эта хрень внутри, которая придушивает и кислотой жжет внутри с момента встречи с Софией, ревностью, походу, и зовётся. Я пару ревную? Да, ещё как, до отлёта кукухи. Но почему? Потому, что она теперь мой единственный вариант по жизни, или…?

Посмотрел в глаза Софие, чувствуя… Да, чувствуя. Или-или, Лихо, ещё какое или. Ага, влип по самое «здрасти». Факт.

– И кстати, о том, что мне хотелось бы изменить, – прервала мой офигей София. – Ты не мог бы поменьше ругаться?

– Понял. Принял, – буркнул я, обхватил свою пару за плечи и повел к автодому.

Дема, Кибер и Настя встретили нас настороженным взглядами, явно ничего хорошего не ожидая от нашего тет-а-тета. Я же мысленно ухмыльнулся, предвкушая выражение их физиономий и бухнулся перед Софией на колени.

– Прости, что повел себя как полный придурок, – сказал, схватив ее за руку и поцеловал в центр ладони, едва сдерживая уже открытую ухмылку.

София аж воздухом подавилась, уставившись на меня шокировано. Ну а чё ты думала? Мужик косячит прилюдно, мужик и извиняется так же, а не как трусливое чмо втихаря, чтобы типа авторитет не повредился в глазах общественности.

Глава 31

Мы доспорились до хрипоты, вдвоем с Настей отстаивая позицию, что ребенка ни в коем разе недопустимо втягивать, пусть хоть сто раз ее отец подлец, мерзавец и недостойный и капли доверия тип. При этом Настя, забываясь, так периодически притискивала к себе щенка, что он начинал негромко покряхтывать. Сергей и Макс же бессердечно доказывали нам, что не убудет от девчонки посидеть взаперти, ведь, как ни пойди, вредить ей никто не станет, а хоть какая-то гарантия, что-то реально ценное для Руслана, в залог нам необходимо.

Наши препирательства остановило вмешательство молчаливого Демы.

– Девчонки правы, – веско обронил он.

– Ну ясен-красен, ты на Настькину сторону… – в запале начал Лихо, но друг остановил его жестом.

– Сам-то мозгами раскинь, Лихо. У нас до полнолуния времени всего-ничего осталось, а