– Потащил, – завопили сзади.

– Берегись!

– Назад, назад!

Зефир «потащил» – понес от возбуждения, не видя препятствий, не понимая, куда мчится.

Все видели, как Аня откинулась назад, оперлась о стремена и начала заводить обезумевшего коня на широкий круг.

Прибежавший на крики Николай Игнатьевич выругался матерно, чего никогда не позволял себе ни при взрослых, ни при детях. Зефир, только начавший слушаться, вдруг резко остановился на галопе и вскинул круп.

Аня удержалась в седле. «Во дает девка!» – с недоверчивым восхищением сказал кто-то из зрителей.

– Посылай его! – заорал конюх. – Шенкеля, шенкеля!

Она отреагировала молниеносно. Конюх сказал себе, что если обойдется, выбьет для малявки год бесплатных занятий.

Зефир гневно заржал, пошел боком, точно краб, сменил аллюр и в рыси начал закидываться. Но маленький человечек на его спине сидел как приклеенный, обхватив бока крепкими ножками, и постепенно жеребец успокоился.

Конюх быстро и уверенно подошел к Зефиру, схватил его за повод.

– Все, наигрался, козлина, – грубо сказал он.

Конь фыркнул.

Николай Игнатьевич поднял глаза на девочку. Та невозмутимо смотрела сверху.

– Испугалась?

Аня покачала головой и улыбнулась:

– Весело было! А видели, как он на шенкелях сработал? – Она наклонилась и похлопала коня по шее. – Дурак-дурак, а умный!

Девочкина жизнь после переезда в Зеленоград стала проста и безмятежна. Ольга Степановна любила ее беззаветно. Константин Романович по-прежнему говорил с ней мало и, видимо, терпел ее общество только из-за жены, но Аня обустроила себе уголок за шкафом и приучилась не попадаться ему на глаза.

Однажды она спросила, отчего на деньги, вырученные от продажи московской квартиры, Мельниковы приобрели такой малюсенький домишко. Ольга Степановна смущенно улыбнулась и ушла от ответа, сказав только, что часть суммы лежит в банке, и пусть девочка не беспокоится об этом, все достанется ей. Аня удивленно посмотрела на тетю Олю, поцеловала ее в лоб и убежала на конюшню, не сделав уроки.

За неделю до ее дня рождения Ольга Степановна с таинственным видом зашла в комнату и сказала, что сегодня школа отменяется – они едут в Москву. Она привезла девочку в магазин на Беговой. Когда заинтригованная Аня оказалась внутри и увидела амуницию для верховой езды, она восхищенно ахнула.

– Выбирай все, что требуется, не вздумай экономить, – строго сказала Ольга Степановна. – И обязательно купи эти ваши специальные штанишки.

Два часа спустя они возвращались к метро, груженные пакетами. Бриджи, куртки, шлем, удобнейшие краги, легчайшие ботинки и кожаные сапоги, обхватывающие голень. И перчатки! Перчатки с пальцами и без пальцев, плотно сидящие на руке.

– Ты не проголодалась, дружочек? – спросила Ольга Степановна. – Можем зайти в кафе, неподалеку есть отличная…

Повисла пауза. Аня обернулась к ней, не понимая, отчего тетя замолчала.

Ольга Степановна смотрела на низкорослую полную женщину, идущую им навстречу.

«Это же тетя Лера», – успела подумать девочка.

А сказать ничего не успела.

– Ах ты, тварь! – выдохнула кроткая Ольга Степановна, в жизни не произнесшая бранного слова.

А затем кроткая Ольга Степановна аккуратно поставила на тротуар пакеты и обрушилась на тетю Леру. Кроткая Ольга Степановна лупила ее своими большими ладонями по щекам и драла за волосы; она вытряхнула из пакета ботинки и отходила тетю Леру пустой коробкой; она подобрала пивную банку и проштамповывала тете Лере лоб, пока банка не смялась; и все это время она выла, как медведица.

– Ребенка моего… в прию-у-ут! – хрипло и страшно завывала Ольга Степановна. – Чужой человек я ей?! Гадина ты бессердечная! Стервятина грязная!

Тетя Лера визжала и пыталась увернуться. Кроткая Ольга Степановна навалилась на нее и погребла под собой.

– Ни слова! Ни словечка не сказала! Бросила детку!.. У, шваль!

Мельникова попыталась укусить ее за ухо. Жертва забилась, как придавленная рыба, и пронзительно заверещала.

– Тетя Оля! – Девочка вцепилась в ее руку и потащила на себя. – Отпусти ее!

– Гнида!

– Ну ее к черту!

– Шакалиха!

– Олечка! Ну, пожалуйста! Нас Костя ждет!

Услышав имя мужа, Ольга Степановна выпустила шакалиху и встала. Тяжело дыша и отпыхиваясь, она упаковала ботинки в изорванную коробку.

– Тебя в тюрьму упекут! – всхлипнула тетя Лера, сидя на асфальте и по-прежнему закрывая голову.

Ольга Степановна наклонилась и подняла мятую пивную банку.

– А-а-а! В полицию звоните! – взвизгнула та.

Ольга Степановна опустила банку в пакет.

– Мусорить не будем, – сказала она девочке. – Тут и без этого всякой дряни хватает.

2

Мельникова умерла два года спустя. Деньги, отложенные на лечение, не помогли: болезнь напала как завоеватель, не желавший ни дани, ни повиновения, – только гибели осажденного города.

Возвратившись с похорон, Аня вытряхнула книжки из школьного рюкзака и огляделась.

Что взять с собой? Она не спала больше суток, мысли ворочались в голове тяжело, мучительно. Что-то памятное, что можно всегда держать при себе, чтобы не отобрали в детдоме. Может быть, крестик? У Ольги Степановны хранился в шкатулке простенький, серебряный, кажется, еще детский…

Да, крестик – это хорошая идея, подумала Аня, вряд ли дядя Костя запретит брать его.

Наконец-то он освободится от нее. Столько времени терпел, бедный.

Она не испытывала к этому странному человеку ни ненависти, ни обиды. Мельников не звал ее в свой дом.

У нее мелькнула мысль о побеге. Аня взвесила плюсы и минусы бродячей жизни, покачала головой. Путь ей только в детдом. Зато в этот раз она подготовлена лучше. В этот раз все пройдет легче.

Вот только крестик…

Девочка подошла к соседней комнате. Дверь была закрыта, Мельников с кем-то разговаривал по телефону. Она дождалась, пока станет тихо, и постучалась.

Константин Романович сидел за письменным столом, глядя в окно.

– Анечка, это ты, – рассеянно сказал он, – я как раз хотел… Ты присядь…

– Ничего страшного, дядя Костя, – сказала Аня. – Я все понимаю.

– Звонила твоя двоюродная сестра, Ира. – Он обернулся к девочке. – Предлагает тебе переехать к ней. Она чувствует свою вину за то, что случилось после смерти твоего папы, и хочет помочь.

Ира? Ах да, старшая дочь Валерии! Она сейчас уже взрослая. Аня совсем ее не помнила.