ноги плёвое дело. Но мне было не до окружающей природы, в голове начала играть весёлая мелодия, предвкушающая предстоящую схватку. Я случайно не схожу с ума? Ладно. Подумаю об этом потом.

Через час ожидания появились разведчики и следом за ними гонец от Денисова. По словам нашего дозора, татары нападения не ждали, вели себя абсолютно безалаберно и лагерь был похож больше на мирное селение, чем опорный пункт. Через десятников нам быстро объяснили порядок действия и приготовились к атаке. На самом деле укрепления были одним названием. Достаточно большая площадь вокруг рощи была огорожена редким частоколом и небольшими рвами. А также басурмане выстроили что-то вроде гуляй-поля из нескольких десяток кибиток внутри ограды. В общем, бардак и полное отсутствие порядка. Большая часть коней паслась в стороне от лагеря у небольшой речушки. Тем временем разведка быстро сняла часовых, которых степняки додумались поставить в нескольких точках перед лагерем, и началась битва.

Мы ворвались в укрепление через проёмы, которые расчистил наш авангард и далее пошла потеха. Наша задача была бить противника внутри, денисовцы же блокировали буджакцев с юга и востока, не давая никому уйти. Часть казаков Иловайский отрядил захватить лошадей противника и отрезать их от реки. Я изначально не надеялся на лёгкую прогулку, узнав о наличии пехоты в татарском отряде. Проверил порох на полке пистолета, о чём попросил и своих товарищей. Огнестрела у нас сейчас хватало, и грех было не пользоваться этим преимуществом.

Несмотря на неожиданное нападение, басурмане оказали самое отчаянное сопротивление. Как я и предполагал, много крови нам попортила крымская пехота.[22] Хорошо, что у противника не оказалось грамотного командира. А ведь можно было нарваться на дружный мушкетный зал в упор. Были отдельные выстрелы, летящие стрелы, но организованное сопротивление отсутствовало.

Я не стал использовать пику и сразу воспользовался шестопёром. Буквально затоптав всех противников на открытом пространстве, мы принялись за внутреннее укрепление. Жалко, что нет гранат, а то всё закончилось бы быстрее и с меньшими потерями. После команды сотников мы спешились, оставили коней раненым казакам и, разбившись на группы, начали штурм гуляй-поля. По команде Алимова казаки подбегали к зазору между кибитками и стреляли в противника. Далее тратим небольшое время на перезарядку и начинаем штурм. Нам с Пахомом, как одоспешенным воинам, пришлось лезть первыми.

Прыгаю на оглоблю и сразу стреляю в целившегося меня врага. Через секунду я уже на земле и врубаюсь в визжащую толпу. Выстрелы, крики, стоны, хруст ломаемых костей, запах дыма и дерьма всё отошло на второй план. Сейчас я безжалостная машина по уничтожению многолетнего врага. Чувствую тычки от сабель и пик, уклоняюсь от двух выстрелов в упор. Сам же методично крушу врага, орудуя шестопёром и бебутом. Сегодня я неуязвим и нет пощады проклятым людоловам. Тут раздался дружный рёв с другой стороны лагеря, значит, денисовцы прорвали оборону и битва превратилась в настоящую резню. Деморализованные басурмане начали в панике метаться, мешая друг другу и не слушая приказов своих офицеров. Одного голосистого воина в доспехах, собравшего вокруг себя небольшой отряд и пытавшегося прорваться из лагеря, я убил выстрелом из пистолета.

— Страшен ты в сече, Димка, — скривился от боли Пахом. — Надо только поспевать за тобой и прикрывать по бокам. Ты как нож сквозь масло проходишь через басурман.

Сидим после битвы и обрабатываем друг другу раны. Я опять отделался ушибами и небольшими порезами, но моим товарищам досталось сильнее. Пахому я протёр водкой мелкие ранки и зашивал большой порез на предплечье. Сашка Абрамов пострадал поменьше и занимался трофеями, особенно имуществом подстреленного мной воина. Уж больно у него доспехи хороши. Второго брата я только что заштопал и он сидит рядом, баюкая ушибленное плечо.

— Всё, до свадьбы доживёт! — сообщаю своему ближнику.

Тот моей радости не разделял. Сегодня мы потеряли двух парней из десятка. Это для меня они просто попутчики, а для Пахома друзья детства, а может и родня. Оглядываю лагерь, который буквально недавно был ареной яростной схватки. Кибитки растащили, так же как убрали мёртвых и раненых. Мы расположились у небольшого загона, сильно воняющего дерьмом. Позже я узнал, что там содержались мужские пленники, захваченные степняками в походе. Измождённые, грязные с потухшими глазами они представляли жуткое зрелище. Сразу захотелось пойти и вскрыть глотку какому-нибудь степняку, жалко, что они уже закончились. Но ничего, война только начинается. Я им ещё устрою ночь Святого Варфоломея, надеюсь, не один раз.

Накинул на себя новый зипун, который притащил запасливый и пронырливый Сашка. Сунул за пояс пистолеты с бебутом и решил прогуляться до коней, возможно, там тоже народу надо помочь. В массе своей казаки занимались самолечением. Среди них хватало бывалых людей, которые могли вправить вывих, зашить рану и даже наложить шину на перелом.

Проходя мимо небольшого закутка, мазнул глазом по двум донцам и сначала не понял, что меня насторожило. Разобравшись в происходящем, меня охватило форменное бешенство. Пелена не пелена, но что-то похожее застлало глаза. Какая-то первобытная ярость, навеянная Дёмкиными воспоминаниями, буквально метнула моё тело в сторону изуверов. Пока наше войско приходило в порядок, хоронило убитых, помогало раненым, несколько казаков решили, что настало самое время потешить свою похоть. Зацепили меня абсолютно безумные глаза девушки, которая безучастно смотрела куда-то вдаль, а по её грязным щекам текли слёзы. В это время один из гадёнышей деловито стягивал с неё обрывки одежды и заталкивал в кибитку. Двое подельников радостно гогоча, подходили к дружку и что-то ему подсказывали.

Прыжок, замах и шестопёр врубается в ключицу насильника. Разворачиваюсь к двум его дружкам и нацеливаю на них пистолет. Тут раздаётся запоздалый крик раненого казака. Ещё бы раздробленная ключица — это очень неприятно. Один из казаков мелкий и похожий на крысу ощерился щербатым ртом и потянулся к пистолету. Второй более плотный, с простоватым крестьянским лицом выхватил саблю. Выстрел и крыса хватается за окровавленный бок.

Далее события понеслись вскачь. Буквально через пару секунд вокруг меня образовалась набольшая гомонящая толпа. Приятно, что первым рядом встал Пахом и прихромавший Федька.

— Ты чего это удумал? На своих руку поднимать? — заверещал из-за спин донцов невидимый обладатель неприятного фальцета.

Рассматриваю раненных уродов и с облегчением понимаю, что это денисовцы. Как в пословице про чёрта сам полковник начал проталкиваться сквозь плотный строй казаков. Лицо полковника перекосила довольная усмешка, не забыл он мою дерзость. Наверное, готовится свести счёты. А мне плевать — первая пуля достанется именно ему, если сейчас чего-то вякнет против. Справа произошло какое-то движение, и со