Она бросила на него любопытный взгляд.

– Это просто сплетни, Оуэн. Король так не делает.

– А я думаю, что делает, – сказал Оуэн. Ему было все более неловко. Он так хотел рассказать ей об Анкаретте.

– Я спрошу дедушку, – сказала Эви, покачав головой.

– Что, если это правда? – Оуэн нахмурился.

Она безразлично пожала плечами:

– Тогда я скажу королю, что он должен прекратить.

И Оуэн ни минуты не сомневался, что она это сделает.

* * *

Когда дворец наконец погрузился во тьму и крепкий сон, Оуэн выскользнул из своей комнаты, чтобы навестить Анкаретту. Ему не терпелось увидеть ее снова, и он надеялся получить ее разрешение поделиться хотя бы частью своей тайны с Эви. Он прокрался, как кот, по темному коридору, и отодвинул задвижку, чтобы войти в одну из секретных дверей дворца. Он шел по коридору без свечи, потому что знал дорогу даже в темноте. Когда он достиг ступеней башни, он остановился, и его сердце заколотилось от страха.

Из комнаты Анкаретты раздавались мужские голоса.

Он осторожно подкрался к лестнице, пригнувшись и напрягшись. Он был готов бежать в любой миг. Неужели Рэтклифф нашел ее укрытие? Нет, это был не его голос.

Когда он подобрался ближе, то услышал Анкаретту.

– Это же так просто, Доминик. Я хочу, чтобы мальчик выжил. И мне нужна твоя помощь. Поделись со мной информацией. Чем-то таким, чего даже Рэтклифф не знает. Все равно что, только ничего такого, что может навредить тебе. Лишь то, что придаст правдоподобность слуху о том, что Оуэн благословлен Потоком.

– Ты просишь меня, – прорычал Манчини, – рисковать жизнью, веря тебе на слово?

– Она просит, – раздался третий голос, и Оуэн сразу же узнал дворецкого Бервика, – чтоб ты прекратил обжирать кухню и занялся тем, за что Рэтклифф те платит! Ты только глянь на ся, чел! Ты ж, прав слово, объешься до смерти!

Его прервал голос Анкаретты:

– Не ярись, Бервик. Невозможно уговорить человека, если это против его хотелок. Если наш друг хочет встретить свой конец, набивая желудок, я сочувствую ему. Но не осуждаю.

– Из-за него расходы на продукты возросли вчетверо! – пожаловался Бервик.

– Мелочь, – успокаивала его Анкаретта. – Когда он станет главой Разведывательной службы, это не будет иметь значения.

– Это все еще твой план? – настороженно спросил Манчини. – Я, может, и толстый. Я, может, и ленивый. Но меня не часто называют дураком. Когда мальчик говорил о сосновых шишках, уж поверь мне, что все шпионы во дворце начали указывать пальцами друг на друга. Я поразился, что мое прикрытие оказалось правдоподобным. Я ничего не сказал мальчику!

– И не будешь, – успокаивающе сказала Анкаретта. – Ты скажешь мне, а я скажу ему. Ты останешься в стороне и не пострадаешь. В конечном итоге это будет тебе выгодно.

– Я не могу поверить, что меня так легко провели. – Манчини почесал бакенбарды. – Моя гордость страдает.

– Твоя печень страдает, – съязвил Бервик. – Эта женщина – королевская отравительница. Она самая милая женщина в королевстве, сама благословленная Потоком! Я мног ей обязан и сколь лет хожу по этим ступеням. Когда она дает слово, так выполнят.

– Чепуха, – проворчал Манчини. – Доверие – это яичная скорлупа. Пфе, я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Если бы я мог убежать, сбежал бы. К сожалению, мои ноги возражают.

– Опять он ноет, – мрачно пробормотал Бервик. – Прикончи его сейчас, девочка. Маленький глоток вон из того черного флакона избавит тебя от него.

– И это должно внушить мне уверенность? – возопил Манчини.

– Ты должен простить Бервика, – сказала Анкаретта. – Он верен. Я хранила его секрет в течение многих лет, и он платил мне тем, что закрывал глаза на мои действия. Я помогла ему так же, как я предложила помочь тебе. А теперь… повтори еще раз, что нам нужно от тебя.

– Мое непоколебимое мужество, – отрезал Манчини.

– Тьфу, как он утомляет! – посетовал Бервик.

– Пусть говорит, – успокоила его Анкаретта.

– Мне нужно предоставить информацию, которая дойдет до короля через Рэтклиффа. Но король должен сначала услышать это от мальчика. Таким образом, информация должна содержать нечто менее интересное, чем государственная измена, но более важное, чем рост затрат на масло и патоку на дворцовой кухне. Что-то короткое и легко запоминающееся. Что-то, что заставит мальчика выглядеть более загадочным. – Он устало вздохнул. – Я пожалею об этом. Я уже сожалею об этом. Почему ты заставила меня тащиться по всем этим ступеням? Может быть, решила убить меня физической перегрузкой?

– Нет, Доминик, – сказала Анкаретта. – Чтобы показать, что я тебе доверяю. Это сложный танец. Ты никому не доверяешь. Но я обещаю, что, когда дело будет сделано, король так тебя оценит, что назовет главой Разведывательной службы. И ты будешь достоин этой должности. Я не забыла свое обещание поведать свою историю. И как я поселилась в этой башне. Но это будет в другую ночь. Ступай и добудь нам информацию, Доминик. Передай ее Бервику, который сможет быстрее добраться до меня.

Послышался глубокий, беспокойный вздох.

– Очень хорошо, миледи. Это правда, что тебя вздернули на виселице? Об этом ходят легенды. Как же ты выжила?

– Это была не виселица, – тихо ответила она. – Это был водопад.

Под каменными ступенями башни было немного пространства, где и спрятался Оуэн, когда Манчини и Бервик спускались из комнаты Анкаретты. Он сидел тихо как мышь, подслушивая разговор, когда они проходили мимо. Манчини был измотан спуском, но клокотал вопросами и замыслами, как мясо в бульоне.

– И как она заманила тебя на службу? – проворчал он. – Я бы сроду не догадался, что ты входишь в сеть ее агентов.

Ответ Бервика был полон сарказма.

– Разве не в сем смысл? Да я радешенек, чел. Она хитра, но заботлива тож. Поймала мое сердце, как рыбу на крючок. Утроба моей дочери не могла изродить двойню. Роды были столь тяжки, что могли убить ее и младенцев. Анкаретта – повитуха. Она не только знает все яды, но и все лекарства из пижмы и зверобоя. Она помогла моей доченьке, и близнецы выжили. Она сделала это без моих мольб. Только сказала, что может нуждаться в услуге. И получила ее, и получает, и потому я верен ей больше, чем королю. Потому что король бы пожал плечами и позволил бы им всем умереть. Но тогда королем был его старший брат, и он позаботился о дворецком и его семье. Он рассказал своей жене, а она – своей отравительнице. И она помогла. Я благодарен ей за это.